Проснувшись, я в первую очередь глянул вверх, где чуть виднелось отверстие. Оно нисколько не увеличилось.
– Ничего, капля камень долбит. Давай, Димка, будем приниматься.
Мои руки, сплошь избитые и окровавленные, совсем вышли из строя, и я попросил Белку перевязать их. А Димка продолжал молотить булыжником, хотя и его пальцы были не в лучшем состоянии. Он что-то бормотал про себя, и я спросил:
– Ты чего бормочешь?
– Камень не человек, а и тот рушится – говорит русская пословица… Слушай, Молокоед, есть еще одна поговорка: «От жару и камень треснет». А если – подогреть?
– Попробуем!
Мы стащили камни со всего подвала и взгромоздили в виде горки против отверстия. Наверх поставили банку масла с зажженным фитилем и стали смотреть, как от него образуется темное пятно копоти.
– Нет, так дело не пойдет, – усмехнулся я. – Давай будем долбить, а когда устанем, можно и подогреть. Главное – не терять мужества. Мужество и труд – все перетрут…
– А ты уже заговорил стихами, – засмеялся Димка. – Скоро насочиняешь столько стихов, что мы издадим их как полное собрание стихотворений…
– Не забудь и обо мне парочку написать, – пискнула Белка, сидевшая около Левки.
– Как же! О тебе в первую очередь! – воскликнул я:
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты…
Тут Левка приподнялся и слабым голоском, в котором еще слышалась дурашливость Федора Большое Ухо, добавил:
Как медицинское виденье,
Как гений редкостной сестры…
Мы бросились к Левке и обрадованно загалдели:
– Левка, тебе лучше? А ты говорил, чтоб тебя похоронили.
– Кто? Я говорил? Никогда этого не говорил. Рано меня хоронить… Мы еще поживем и посражаемся с паппенгеймами и фогелями…
Вдруг в отверстие просунула голову собака и тявкнула. Мы почувствовали, что наверху кто-то есть еще, и прислушались. Вверху раскидывали камни. Тоненькая струйка каменной крошки снова потекла в подвал. Кто-то кряхтел. Плита, закрывавшая от нас свет, вдруг сдвинулась, и мы увидели в ней, – кого бы вы думали? – Отто!
– Отто! Отто! – кричали мы что есть силы, но он, конечно, не слышал. Жаль! Мы полюбили этого угрюмого человека, и по нашим крикам он понял бы наши чувства.
Нагнувшись, Отто всматривался в глубь подвала. Наконец, увидев кого-то из нас, радостно замычал.
Я выскочил и повис на шее у Отто. А он, одобрительно мыча, показывал мне на подвал, и я снова прыгнул туда. Мы вытащили Левку, и, пока Отто поглаживал его, я подал руку Белке.
Наконец мы все вздохнули свежим воздухом.
– Как хорошо, как здорово все получилось, – говорила радостно Белка, а сама приступала к обязанностям «редкостной» сестры и укладывала Левку, чтобы ему было удобно.
– Откуда он взялся? – улыбаясь, спрашивал Димка. – Как ангел-хранитель!
Я попросил у Отто карандаш и бумагу. Он, трясясь и не попадая дрожащими руками в карманы, протянул мне записную книжку.
– Как вы здесь очутились? – начал я письменный диалог.
Ответ: – Я знал, что вы сюда пошли, так как по этой дороге больше никуда не выйдешь… А когда Рудольф и Думмкопф вернулись ни с чем, решил разыскать вас… Собака, которая бегала вокруг, «подсказала», где вы.
Вопрос: – Зачем вы решили искать нас?
Ответ: – Я думал, советы вам пригодятся… Ведь вы находитесь на бывшей моей даче… Нет, – улыбнулся он, видя мое недоумение. – Я никогда не владел этой роскошной дачей. Штейнбах был молодой немецкий капиталист, его имение бомбили. А моя дача – бывший лесной участок.
«Очень хорошо, что вы здесь, дядя Отто. Иначе я не знаю, как бы мы отсюда выбрались…»
Мне вдруг пришла в голову удивительная мысль:
– Хотите, мы вас угостим?
Он с изумлением смотрел на нас. Я быстро полез в погреб и вытащил бутылку вина и кусок сыра. Отто радостно расширил глаза. Я налил кружку и предложил ему выпить.