– Это потому, наверно, что я какой-нибудь неудачник!
– Из тебя, Большое Ухо, вышел бы чудесный клоун, – ухмыльнулся Димка. – До сих пор помню, как ты вчера разыгрывал Птичку.
– Нет, из Левки выйдет дрессировщик собак, – возразил я. – Помнишь, Дубленая Кожа, нашу знаменитую собачью упряжку? [37]
Все-таки хорошо, когда рядом с тобой товарищи! Ведь если вдуматься, наше положение – хуже некуда. И какая-то Птичка-Фогель может измываться над нами сколько угодно. Мы еще не знаем, что будет после ее карантина, а духом не падаем и даже балагурим, потому что мы – товарищи и друг друга ни за что не выдадим. До чего же хорошо говорил насчет товарищества Гоголь!
Помню, наша учительница дала мне разучивать Слово Тараса Бульбы к казакам. Я его прочитал на вечере в школе до того здорово, что ребята долго потом кричали: «Пусть же знают, все, что значит на русской земле товарищество!»
А что, если я и сейчас прочитаю своим товарищам это Слово? Правда, я его не совсем точно помню, но ведь лучшего момента и не придумаешь! Я начал читать Слово Тараса, как стихи:
Хочется мне вам сказать, Панове,
Что такое
Есть наше товарищество.
Вы слышали от отцов и дедов,
В какой чести у всех
Была земля наша.
Все взяли басурманы,
Все пропало.
Вот в какое время
Подали мы, товарищи,
Руку на братство!
Нет уз
Святее товарищества!
Отец любит свое дитя,
Мать любит свое дитя,
Но это не то, братцы:
Любит и зверь свое дитя.
Но породниться родством по душе
Может один только человек.
Вывали и в других землях товарищи,
Но таких, как в русской земле,
Не было таких товарищей!
Нет, братцы,
Так любить,
Как русская душа любит,
Никто не может!
Пусть же знают
Подлюки,
Что значит на Руси
Товарищество!
Уж если на то пошло,
Чтобы умирать,
Так никому из них не доведется гак умереть!
Никому, никому!
Не хватит у них на то
Мышиной натуры их!
Димка кивал головой в такт этим строкам, а Левка, который впервые слышал Слово Тараса, сидел, раскрыв рот:
– Правильно, Молокоед! Мы им, чертям, не подчинимся. Здорово ты сказал!
– Да не я, а Гоголь… Речь Бульбы перед казаками.
– Ну? – удивился Левка. – А ведь совсем как к нам обращается Тарас!
– Ничего удивительного, – проговорил Димка. – На то и писатели, чтобы за сто лет вперед к читателям обращаться. Вот, например, Пушкин писал декабристам: «Товарищ, верь! Взойдет она, заря пленительного счастья…» А мне кажется, он ко мне обращается: «Оковы тяжкие падут, темницы рухнут – и свобода вас примет радостно у входа…»
– Когда только это будет? – вздохнул Левка. – Может, до того Птичка забьет нас до смерти.
– И забьет, если маму кричать будешь, – съехидничал Димка.
Левка ничего не ответил, и у нас в амбаре наступило молчание.
Я думал о том, что же делать? Не сегодня-завтра кончится карантин, и нас погонят на работу. Где-то в России люди ведут смертный бой против фашистов, а мы, русские, будем копать картошку, убирать хлеб, пасти коров, чтобы немцам было что жрать. Нет, так дело не пойдет!
– Димка, как ты думаешь: не удрать ли нам?
– Хорошо бы… Но как?
– Выпустят нас на работу и удерем…
– Поймают, – вяло ответил Димка. – У них вон какая овчарка!
– Овчарку я беру на себя, – вмешался в разговор Левка. – Хорошая собачка! Сегодня пес хоть и свалил меня, но мы с ним уже познакомились. Даю вам честное пионерское – через несколько дней Тир будет смирным, как теленок.
– Вон он твой теленок, – угрюмо проговорил Димка, кивая на щель внизу амбара.
Я глянул и увидел огромную собачью морду, которая принюхивалась к нашим запахам.
– Тир, Тир, иди сюда, – шептал Левка, но пес, по-прежнему упершись лбом в щель, нюхал воздух.
– Он по-русски не понимает, – засмеялся я.
– А что? – оживился Левка.