Как бы там ни было, в тот день старый мистер Вонюнг выходит от нас сердитый, что-то бурчит себе под нос, а дверью хлопает так, что я думала, все мои кастрюли попадают с плиты! Но чтобы он поджег мастерскую, как тут болтала Лили, так вы ее не слушайте! Да я уверена, что он не умеет и спички зажигать. Это нахальный мистер Пикс, которому очень уж хотелось отплатить мистеру Хику, это он все натворил, помяните мое слово!
– Он не станет делать такие дела, – вступилась Лили за мистера Пикса. – Он воспитанный молодой человек, вот кто он такой. Вы не имеете права говорить о нем такие ужасные вещи, миссис Миннз!
– Ну вот что, голубушка! – миссис Миннз не на шутку рассердилась. – Ты ошибаешься, если думаешь, будто можешь в таком тоне разговаривать с людьми, которые и старше, и лучше тебя! Она еще будет мне указывать, что я имею право говорить, а что нет! Ты сначала научись чисто мыть полы, пыль вытирать с верхней части картинных рам, замечать паутину, когда она перед носом у тебя висит, а уж потом будешь высказывать свое мнение в разговорах со мной!
– Я же ничего такого не сказала, – пыталась оправдаться бедная Лили, – я же только сказала…
– И еще затеваешь со мной споры! – миссис Миннз с такой силой пристукнула скалкой по столу, будто это был не стол, а голова Лили. – Принеси мне лучше постное масло, если ты еще не забыла, куда поставила его вчера. И, с вашего разрешения, мисс, больше никаких пререканий со мной!
Детей совершенно не интересовали прегрешения Лили или вопрос о том, куда она что вчера поставила. Они желали узнать о людях, с которыми мистер Хик был в ссоре, которые по этой причине могли мстить ему. Похоже было, что уже два человека имели основания желать Хику зла: мистер Пикс и мистер Вонюнг. А возможно, и бродяга тоже.
– Мистер Хик сильно рассердился, когда поймал бродягу за кражей яиц?
– Рассердился! – фыркнула миссис Миннз. – Он так кричал, что и в доме, и в саду слышно было!
Миссис Миннз доставляло большое удовольствие подробно рассказывать обо всех событиях в доме.
– Я услышала, как он кричит на этого оборванца, и говорю себе: ага, опять хозяин разошелся! Жалко-то как, что он таким же образом не отчитывает эту лентяйку Лили!
Лили с мрачным видом вышла из кладовки. Дети не могли не испытывать сочувствия к бедняге. Она со стуком поставила на стол банку.
– Какая надобность ломать вещи? – вопросила миссис Миннз. – Ты себя плохо ведешь сегодня, Лили, ты просто очень скверно ведешь себя! Отправляйтесь, мадам, и вымойте заднее крыльцо. Хоть чем-то займешься!
Лили вышла из кухни, позвякивая ведром.
– Расскажите нам еще про бродягу, – попросил Пип. – В котором часу мистер Хик увидел, что он ворует яйца?
– Утром заметил, утром. – Миссис Миннз раскатывала тесто своими пухлыми руками. – Этот оборванец сначала подошел к кухонной двери и стал клянчить у меня хлеба и мяса, но я его прогнала. Я думаю, он обошел кухню и садом пробрался к курятнику, а хозяин, наверное, увидел его из окна мастерской. Господи, как хозяин на него набросился, стал кричать, что полицию вызовет, а тот так припустил через сад и мимо кухонной двери – будто за ним стая собак гналась!
– Так, может быть, это он и поджег мастерскую, – предположил Пип.
Однако миссис Миннз не соглашалась признать в качестве поджигателя никого, кроме мистера Пикса.
– Большой пройдоха, – отозвалась кухарка о нем. – По ночам спускался ко мне на кухню, все уже спали, он начинал шарить в кладовке, мог взять мясной пирог, или пару булочек, или что еще ему приходилось по вкусу. Я хочу сказать – человек, способный шарить в кладовке, может и коттедж поджечь.
С острым чувством вины Пип вспомнил, как однажды, умирая от голода, он прокрался в школьный буфет и съел там бисквиты. Означало ли это, что и он способен поджечь коттедж? – думал Пип. Нет, он был убежден, что на поджог его бы не хватило. Явно миссис Миннз ошибалась в своих выкладках.