Ники уже в пятый раз испытывал чувство невесомости, и оно ему даже стало нравиться. Если бы они сидели сейчас не в зрачке Мало, а в его просторной утробе, служившей им постоянным жилищем, он бы, наверное, даже поплавал в воздухе. Однако в следующую же минуту они прошли сквозь одеяло из облаков, которым была укутана планета, и глазам их представилось чудное видение.
Казалось, что лежащую под ними равнину раскрасил веселый и счастливый художник. Она вся поросла огромными кустами и высокими стеблями, усаженными пышными цветами самых разных оттенков. Ники не мог оторвать глаз от этой картины.
– Как во сне, – сказал он тихонько, будто боялся спугнуть планету.
– Они отвратительные!
– Ты что? – опешил Ники. – Я никогда в жизни не видел таких красивых цветов.
– Какие цветы! – огрызнулась Нуми. – Более отвратительных зверей и представить себе нельзя!
– Что ты мне голову морочишь! Какие звери? Ну, подумаешь, я сказал про зверей, так ты теперь…
Нуми рассерженно перебила его:
– Я не знаю, что такое «морочить» голову, но ты явно надо мной издеваешься, потому что это я хотела планету с цветами. Но я действительно передала Мало твое желание! Ты хотел зверей – так получай!
– Нуми, зачем ты так, – осторожно промолвил Ники, которому не хотелось ссориться перед самой посадкой на неизвестную планету. – Я ведь и вправду вижу только цветущие кусты и цветы, цветы… множество цветов…
Ребята недоверчиво посмотрели друг на друга. Не выдержав испытующего взгляда Нуми. Ники отвернулся и в изумлении воскликнул:
– Смотри-ка! Цветы куда-то пропали! И зверей я не вижу…
Девочка с Пирры удивилась не меньше.
– Все исчезло! Одни горы…
– Горы и море! Ведь мы еще далеко, Нуми, и ничего пока не видно. Что же это было?
– Не знаю. Нужно спросить мозг.
Девочка подняла руку и нажала кнопку электронного мозга за левым ухом. Внимательно выслушала то, что говорил ей внутренний голос, и снова выключила аппарат.
– Он говорит, что когда человек долго находится в закрытом пространстве и не получает никаких впечатлений, у него в мозгу иногда возникают какие-то видения. И человек якобы видит то, что ему очень хотелось бы увидеть, или то, чего и вовсе не бывает на свете. Ваши ученые называют это эйдетическими представлениями.
– Эй… де… тическими? – запинаясь, выговорил Ники трудное слово, он вспомнил, как здорово разыгрывается фантазия, когда подолгу сидишь дома в плохую погоду, а читать нечего. Но нет это, наверное, что-то другое.
– Да, эйдетическими, – повторила Нуми. – Так их называют у вас, но у нас это тоже бывает.
– Ну, ладно, – решил подразнить ее Буян, – а вот ты почему увидела моих зверей? Ведь тебе хотелось цветов? Вечно у тебя все наоборот!
– Это у тебя все наоборот!
– Но я в самом деле хотел планету с цветами, потому что так хотелось тебе.
– И я хотела, чтобы было по-твоему… с животными… – губы у девочки задрожали.
– Ладно, ладно, ты еще зареви сейчас, что мы несовместимы И вообще эти представления не эйдетические, а идиотические!
Ники увидел, что она не поняла шутки или не приняла ее, наверное, не хотела обижать электронный мозг, и снова ухватился за премудрости своего прадеда:
– В своей длинной и нелегкой жизни, Нуми, я убедился, что девчонки вечно видят не то, что видят ребята, кто бы из них на какой планете ни жил.
– А мальчишки всегда все видят наоборот! – засмеялась девочка и вскочила с места. – Пошли за шлемами!
Она не рассчитала прыжок, ударившись головой в, мягкую плоть Мало, и волчком завертелась в воздухе размахивая реками и ногами. Ники чуть подтолкнул ее, и Нуми завертелась еще быстрее, заливаясь веселым смехом.