– Тина! Вернись! – кричал отец, топая непослушными ногами по деревянному мосту.
Девочке показалось, что за ней гонятся какие-то огромные чудовища с разинутыми ртами, выпученными глазами, готовые вот-вот разорвать ее на части.
Добежав до конца помоста, Тина на мгновение остановилась, вскинула вверх руки и бросилась в воду, точно в пропасть.
– Чтоб ты умер! – прокричала она и сама удивилась своему голосу.
Множество бесцветных прозрачных пузырьков стали подниматься со дна озера, превращая его гладкую поверхность, в кипящую и бурлящую.
Последнее, что увидела Тина, было бледное, растерянное лицо отца, погружающегося в бездну.
«Точно медуза, с раскинутыми в стороны руками», – успела подумать она.
Тина потеряла сознание. Или спала и видела сны. Только звезды мерцали вокруг. Она сидела на какой-то отмели, окруженная, словно в сказке, желтыми и голубыми светящимися существами, напоминающими черепашек. Вместе с ней они резвились до изнеможения; бывало погружались в темные морские глубины, чтобы выскочить затем на яркий свет.
«Ты не больна, ты не урод и не чудовище, – слышала она волшебные голоса черепашек, – от самих людей происходят все их беды; от людей, которые себя не понимают, не слышат и боятся. Ты сильная и добрая, запомни это!»
Затем одна из черепашек погрузилась на дно и принесла Тине громадную жемчужину, самую красивую из тех, что видела девочка когда-либо.
Из мрака медленно выплыли остальные серебристые черепашки, сочувственно коснулись Тины своими ножками и исчезли.
ЧЕРЕПАШКИ-НИНДЗЯ
Это были удивительные существа, совершенно ни на кого не похожие. Как будто черепахи, но уж очень большие, почти в человеческий рост. И они вовсе не ползали по земле, а ходили на обеих ногах, как люди. Особую прелесть их фигуре придавал торчащий сзади, будто туго набитый рюкзак, выпуклый панцирь. С ним они выглядели, как небезразличные к сладостям толстяки. Их зеленая кожа отливала неким блеском, так что в темноте они светились, как светлячки. Мордочки черепашек выглядели жутко симпатичными, несмотря на зеленый цвет, чересчур выпуклые скулы, массивную челюсть и полное отсутствие носа. Главную прелесть составляли глаза – лукавые, необыкновенно добрые и чуть-чуть грустные. Больше всего черепашки любили шутить. Они без устали подтрунивали друг над другом, получая от этого истинное наслаждение.
Черепашка Микеланджело, а попросту Мик, был титаном. Он умел все или почти все: великолепно владел каратэ, ушу и дзюдо, знал пять языков, два из которых были древнейшие – древнеяпонский и латынь. Чудесно рисовал и играл в шахматы, недурно пел. Впрочем, друзья обвиняли иногда Мика в занудливости, но, поостыв, списывали все на его разностороннюю натуру. Вот чего не умел Микеланджело, так это врачевать. Сколько было случаев, когда Мик невольно становился безучастным свидетелем смерти многих и многих людей и ничего не мог поделать. Он страшно переживал из-за этого и всеми силами старался научиться врачевать по-волшебному, чтобы быть не хуже других.
– Ничего у меня не получится, – ворчал, бывало, он, сидя в древнейшей химической библиотеке Пэнкстон.
– Эй, Мик! Ты уже стал разговаривать сам с собой! – поддевал его обычно Рафаэль, обожавший подтрунить над лучшим другом.
– Ас кем же мне разговаривать, раз вы сторонитесь меня, – отзывался Мик.
– Ну, что ты, Мик! Мы любим тебя и желаем добра, но, по-моему, ты несколько заучился. А ты сам как считаешь, приятель?
– Может быть. А что, у тебя есть другие, более интересные предложения?…
И так бесконечно.
Рафаэль был самым младшим из всей этой веселой компании и, наверное, потому самым озорным. Он очень хорошо играл в футбол и был отличным танцором.