Она носила четыре кольца с разными самоцветами: зеленый перидот и красный гранат на левой руке, бледно-голубой топаз и красновато-зеленый александрит на правой.
- И не говори, Конан, - пробормотала она, не глядя на него.
- Чего не говорить? - ворчливо спросил он. Судя по его ясному лицу, он видел не более двадцати зим, но выражение его глаз свидетельствовало о том, что то были зимы железа и крови.
Он отбросил одеяло, сшитое из шкур, и встал, чтобы одеться. Как всегда, прежде всего он позаботился о том, чтоб оружие было под рукой: старый широкий меч в ножнах из лошадиной кожи на поясе и карпашийский кинжал с черным клинком на кожаном ремне под мышкой слева.
- Я не хочу от тебя ничего из того, что продаю другим. Ты не можешь довольствоваться этим?
- Тебе совершенно не обязательно заниматься твоим ремеслом, Семирамис. Я лучший вор в Шадизаре, да и во всей Заморе.
Когда она рассмеялась, его пальцы так поспешно вцепились в обмотанную ремнем рукоять меча, что даже побелели на сгибах. Его гордость была оскорблена, хотя бы Семирамис и не подозревала об этом. Разве не он убил волшебника, не привел бессмертного к смерти, не спас трон, не сокрушил многих? Кто еще в его годы мог похвастаться подобным? Но он никогда не рассказывал об этом Семирамис, потому что слава для вора - это начало его конца.
- И несмотря на всю твою ловкость, что у тебя есть? - насмехалась она. - Каждая монета, которую ты украдешь, утекает у тебя между пальцев, как вода.
- Кром! Неужели это и есть та причина, по которой ты не хочешь быть только моей? Деньги?
- Ты идиот! - прошипела она. Прежде чем он смог что-либо возразить, она уже вышла из комнаты с высоко поднятой головой.
Несколько мгновений он тупо смотрел на голые стены. Семирамис не знала, в какие тиски он угодил. Он действительно был самым удачливым взломщиком в Шадизаре, и теперь его достижения становились для него опасными. Тучные купцы и тщеславные аристократы, чьи изысканные покои он опустошал, решили назначить вознаграждение за его поимку. И в то же время были среди них люди, которые - собственной персоной! - обращались к нему с просьбой выкрасть компрометирующее письмо или подарок, необдуманно преподнесенный лживой женщине. И то, что он знал об их тайных делах, было гораздо большим основанием назначить цену за его голову, чем его воровские подвиги. Это первое; а второе - склонность их пылких дочерей, которых привлекала запретная связь с этим могучим, стройным варваром.
Он сердито набросил на плечи свой черный кауранский плащ с золотыми украшениями. Все эти ссоры бессмысленны. Он вор и должен наконец приступить к работе.
Он спустился по крутой лестнице в переполненную харчевню и в бешенстве заскрежетал зубами. Семирамис восседала на коленях охотника за рабами из Кофа с узенькой бородкой, одетого в полосатый плащ. Золотые браслеты украшали его играющие мускулами предплечья, а в смуглом ухе качалось золотое кольцо. Правая рука этого лоснящегося типа покоилась на груди Семирамис, а левая шарила под столом. Девушка соблазнительно изгибалась и тихонько посмеивалась, словно кофитянин нашептывал ей на ухо что-то очень забавное. Конан прошествовал к стойке, делая вид, что не замечает парочку.
- Вина! - потребовал он.
Он пошарил в кожаном кошельке на своем поясе и вытащил пару медных монет - почти последнее, что у него оставалось.
Монеты исчезли в толстых лапах Абулетеса, и хозяин поставил перед Конаном кружку с молодым вином. Грязные подушки жира наползали на воротник застиранной желтой рубахи Абулетеса. Глубоко посаженные глазки прощупывали до последней монетки кошелек каждого, кто приближался к нему более чем на двадцать шагов.