Последние годы жизни во Франции я сблизился с крупнейшей правой партией Front National, и познакомился с её лидером Жан Мари Ле Пеном, с владельцем газеты "Minute" Жераром Пенцелелли, с сотрудниками журнала "Le Chok de mois" и "Minute", с редактором журнала "Krisis" Аленом де Бенуа, потому хорошо знал положение в правом движении. Партии, от имени которых приветствовал зал Дугин,-были микроскопическими группками. После его выступления и перед банкетом в Доме Литераторов я сказал ему об этом, поинтересовавшись, известно ли ему что за исключением, может, "La Nouvelle Europe"-организации Тириара,-это всё секты, а не партии. Дугин хулигански улыбнулся,-"А знаете, Эдуард, для людей сидящих в зале, важна поддержка из-за рубежа, а не то, сколько человек состоит в той или иной партии". Он был прав, конечно.
"Наш молодой философ",-так его объявил публике Проханов,-в тот вечер напился на банкете в ресторане Дома литераторов. Там присутствовал весь beau-monde патриотического движения: Кожинов, Шафаревич, генралы Титов и Макашов, сидел слева от меня Зюганов. И вот как раз в тот момент, когда я разговаривал с Зюгановым (было нечто вроде антракта, присутствовавшие встали, кто желал, и общались, как придётся) из-за Зюганова появился Дугин, разгорячённая физиономия уже на бок. "А что Вы, Эдуард, делаете с этими?"-он презрительно кивнул в сторону Зюганова. Последний проявил, впрочем, типичную русскую толерантность в отношении пьяного: "Не обращай внимания, Эдик, с нашим Сашей бывает". "Вот с Вами ничего не бывает",-сказал Дугин дерзко и налил себе в первую попавшеюся рюмку. "Давайте крепко выпьем, давайте напьёмся, Эдуард!"-и выпил. Я не выпил, но приподнял рюмку. "И Вы, и Вы с этими!"-Дугин сощурился. В словах "с этими..." содержалось презрение. "Но ведь и Вы с этими",-отвечал я вставая. Затем нас прервали.
Дугин не оставил меня в тот вечер. Я подробно рассказал о нижеследующем эпизоде в "Анатомии Героя". С банкета мы вышли втроём: Проханов, Дугин и я. Проханов покинул нас у церкви, где, говорят, венчался Пушкин. Затем разыгралась сцена из программы "Криминал." Пьяный Дугин пнул ногой проезжавшую иномарку так, что образовалась вмятина. Автомобиль остановился, из него выскочил человек с пистолетом и щёлкнул затвором и направил пистолет на Дугина. Дугин, шапка сбилась, шарф висит, вдруг заявил: "Знаете, а я Лимонов!" Я сообщил человеку с пистолетом, что Лимонов-это я, и я прошу прощения за своего пьяного друга. Человек выругался, опустил свой пистолет, сел в машину и уехал. В сцене на улице присутствовал некий символизм, получивший подтверждение в будущем, Дугин иногда принимал себя за меня, я думаю, ему порой очень хотелось быть Лимоновым.
Эпизод этот, трагический по сути своей, не отвратил меня от Дугина. Маленькое пятнышко на репутации философа,-только и всего. Даже и не пятнышко, если разглядеть образ Дугина в русской традиции. Даже в германской традиции алкоголик, богема, наркоман был, как мы знаем, учителем Гитлера. В мае 1993 года свежий, только что с войны в Книнской Краине, я прибыл в Россию. И уже 9-го мая вёл колонну национал-большевисткого фронта. События тогда происходили в лихорадочно-спазматическом темпе. Дугин шёл рядом. Приказ N 1 по Национал-Большевискому Фронту мы написали, стоя на горбатом мостике у Белого дома, лишь отойдя в сторону от вечно бурлившей там толпы. Было это за несколько дней до 9-го Мая. Я записывал приказ. Суть его сводилась к соединению в одном политическом организме идей социальной и национальной справедливости. Это очень важный программный документ. Он наметил первые штрихи идеологии национал-большевизма. Тараса Рабко с нами не было, возможно он сдавал экзамены в Твери, или уезжал к родителям в город Кимры. А, может быть, его вообще ещё не было, т.е. я с ним ещё не познакомился? Зато присутствовала девочка-фотограф Лаура Ильина, она запечатлела этот исторический момент на фотоплёнку и если не потеряла в бурной своей жизни, то может быть однажды фотографии будут опубликованы.