Самый страшный удар дубиной или по голове, до которой Кирк не мог дотянуться, или по груди не причинил бы ощутимой боли нападавшему недочеловеку. Но он был самцом и серебристо-черная шерсть не прикрывала самое уязвимое место. Не раздумывая, Кирк сделал обманное движение и ткнул колючей корягой в промежность самца. Тот дико взвыл от боли и, зажимая обеими пальцами свою «драгоценность», крутанулся на месте и медленно осел.
А Сола с удивлением заметила, что орудует своим энергетическим оружием с небывалой доселе точностью и ловкостью. Казалось, на нее нашло вдохновение и вселило новые силы. То же вдохновение как бы ограждало ее избранника, создавая невидимую защитную сеть вокруг слишком уж уязвимого, хоть и безрассудно смелого Кирка. Да, вероятно, и Спока защищает та же самая сеть.
Сола явственно ощутила, что между нею и вулканцем снова возникло взаимопритяжение.
Нападавшие полулюди-полуживотные тоже ощутили непонятную, вселявшую в них ужас, связь между тремя странными созданиями, такими слабыми на вид и такими грозными на деле.
Один их этих странных существ, самец, был особенно страшен тем, что был слабее двух других и в то же время одним своим появлением придал им новые силы. Да и дрался как-то странно; не с яростью, а со смехом тыча своей дубиной в наиболее уязвимые места. А самка своей яростью и одержимостью стоила двух самцов, вместе взятых.
И вся недобитая стая обратилась в бегство, волоча за собой раненых и убитых.
На опустевшей поляне три неподвижные молчаливые фигуры прислушивались к шуму отступления. Когда он затих, Сола и Спок повернулись к Кирку и обрушились на него с упреками:
– Я же приказала тебе остаться в дупле! – выкрикнула Сола.
– А я, – добавил Спок, – не влезать в драку.
Кирк тяжело вздохнул. Кажется, эта битва отняла у него последние силы. Но он не раскаивался и не мог сдержать улыбки от одного вида Спока живого и невредимого. Разведя руки, Кирк с видом обреченной невинности проговорил:
– Ну, так давайте, устраивайте надо мной самосуд!
Соле показалось, что Спок принял к сведению это предложение и отложил на потом. И усмехнулась: будь Кирк один, уж она сумела бы устроить такой самосуд, что небу стало бы жарко! А вслух сказала:
– Ты же не раз мог погибнуть, пока добирался сюда. Так этому хоть есть оправдание – ты принес фазер. Но когда он отказался работать, зачем ты ввязался в драку со своим прутиком? Ты только мешал нам! Любой антропоид мог запросто вырвать его из твоих рук. И что бы ты тогда делал?
Кажется, Кирк и сам, наконец, понял, какой опасности подвергал себя и друзей. Он посмотрел на Солу серьезными глазами и согласился:
– Конечно, ты права… по-своему. А поставь себя на мое место, иначе поступила бы? И смогла бы жить потом? То-то же! – он улыбнулся. – И разве ты не заметила, с каким ожесточением дрались вы со Споком, защищая меня? Вы не могли не победить.
Сола промолчала. Да, она заметила это. Как заметила и то, что нелогичность и непоследовательность Кирка должны были бы подталкивать ее к Споку. И подталкивали. Но какой-то женский инстинкт, какая-то часть ее естества любила в Кирке именно это качество, каким бы опасным и непредсказуемым оно ни было. Ничего удивительного: из века в век мужчина вставал грудью на защиту своей избранницы, своего будущего потомства, а избранница отвечала ему своей любовью – тоже непредсказуемой и нелогичной.
Глава 24
Спок почувствовал: между Солой и Кирком появилось что-то новое, необычное, резко изменившее характер их отношений. Но истинную причину этой перемены он пока еще не мог понять, Ни одно его предположение не вязалось с тем болезненным напряжением, которое он ощущал в Соле.