А возле старшего камня, дающего ответ, уже качался на мягких утренних волнах «Тюлень». На Фьялльской отмели суетились люди, с землянки сняли крышу, двое товарищей несли на корабль последнего из хирдманов, который еще недостаточно оправился от болезни, чтобы встать на ноги.
— Возвращайся скорее! — взмолилась Ингвильда, стараясь выбросить из головы свои предчувствия и верить, что судьба в их собственных руках. Сейчас Хродмар был ей ближе всех на свете, она доверяла ему больше, чем даже отцу или брату, и расстаться с ним ей было тяжело, как с частью себя самой. — Скорее приплывай за мной! Я буду тебя ждать!
— Я вернусь так быстро, как только смогу! —• уверял ее Хродмар, стараясь не подать вида, что нехорошее предчувствие сжимает ему сердце.
На миг ему захотелось просто взять ее на руки и отнести на «Тюленя». И все, через восемь дней они дома, в усадьбе Бьёрндален, и не надо будет гадать, сдержит ли слово Фрейвид Огниво. Но Хродмар подавил в себе этот порыв: похищение дочери было бы слишком плохой благодарностью Фрейвиду, который приютил их на своей земле, кормил и лечил столько времени, да еще и продал им железо.
Солнце встало уже немного в стороне от старшего камня — Середина Лета осталась позади. Возле «Тюленя» послышались крики — звали Хродмара.
— Иди, иди! — Ингвильда старалась оттолкнуть его, с трудом отстраняя лицо от поцелуев, и силы ее были на исходе. Долго прощаться — дольше мучиться, и она почти жалела, что вообще пришла сюда сегодня. — Иди же!
Она вырвалась из объятий Хродмара, отступила на несколько шагов, взмахнула руками.
— Иди же! — отчаянно крикнула она, понимая, о чем он думает, и чувствуя, что еще несколько мгновений — и она сама пойдет с ним к кораблю. Но под молчаливо-бесстрастным взглядом стоячего камня она не могла решиться на такое нарушение долга перед родом. — Иди!
Видя отчаянье в ее глазах, Хродмар подчинился. Повернувшись, он быстрым шагом пошел по тропинке к кораблю. Ингвильда смотрела ему в спину, прижав руки к лицу, и из глаз по ним неудержимо бежали горячие слезы. Теперь она знала, что чув-ствуют, когда говорят, что «разрывается сердце». Оно разрывается пополам, когда от тебя уходит тот, в ком твоя истинная жизнь. Она уже не помнила, как жила полтора месяца назад, пока еще не знала Хродмара. Это осталось в другой жизни, а прежней Ингвильды больше не было, была новая, неотделимая от него. Он уходил, и по его быстрым уверенным движениям никто не заподозрил бы, как тяжело он был болен не так уж давно, а обезображенного лица не было видно. Длинные светлые волосы мягко поблескивали под первыми лучами солнца, и в глазах Ингвильды Хродмар был красив, как сам Бальдр. Ее душа уходила с ним, а оставалась только пустая оболочка, для которой само существование будет томительной пустотой, пока он не вернется и не принесет ей ее саму. Наверное, о такой любви и говорят древние сказания, которые маленьким внучкам когда-то рассказывала Сигнехильда Мудрая. Сигурда Убийцу Дракона обманом заставили жениться на Гуд-рун, но как она любила его! Она не хотела жить, когда он умер.
Ночь мне казалась —
как в новолунье,
когда над Сигурдом
в горе сидела я;
мнилось, что волки
благо бы сделали,
если б меня
жизни лишили! [12] —
вспоминала Ингвильда плач Гудрун, и ей хотелось не умереть, но заснуть на все время долгой разлуки и проснуться только тогда, когда Хродмар вернется и склонится над ней, чтобы он был первым, кого увидят ее глаза. И никакие волшебные силы не помогут ей перенести тяжесть этой разлуки.
И едва Ингвильда подумала об этом, как словно морская волна с силой толкнула ее в грудь.