— Ты считаешь, Карлос сбежал именно так?
— Да, — Борн кивнул и указал рукой на диван в нескольких футах от себя, перед которым стоял стол со стеклянной столешницей. — Садись, Джонни. Нам надо поговорить.
— А до этого мы что делали?
— Не о том, что уже случилось , брат, а о том, что еще произойдет.
— А что должно произойти? — спросил Сен-Жак, опускаясь на диван.
— Я уезжаю.
– Нет! — вскричал молодой человек, вскакивая на ноги, как будто его ударило током. — Ты не можешь!
— Я должен. Ему известны наши имена и адреса. Он знает все.
— Куда ты собрался?
— В Париж.
— Черт, только не туда! Ты не можешь так обойтись с Мари! И с детьми, ради бога, Дэвид. Я тебя не отпущу!
— Ты не сможешь меня остановить.
— Господи, Дэвид, послушай меня! Если Вашингтону плевать или ты сам не хочешь к ним обращаться, вспомни про Оттаву. Моя сестра работала на правительство, и наше правительство не бросает своих людей только потому, что это неудобно или слишком дорого. У меня есть связи — те же Скотти, док и другие. Стоит шепнуть им пару слов, и ты окажешься в безопасной крепости в Калгари. До тебя никто не сможет добраться!
— Ты считаешь, что мое правительство не поступило бы так же? Позволь сказать тебе кое-что, братишка, в Вашингтоне есть люди, которые рисковали своей жизнью, чтобы Мари, дети и я остались в живых. Забыв про себя и не ради правительства. Если бы я захотел тихого пристанища, где нас никто не смог бы и тронуть, я бы выбрал поместье в Виргинии, с лошадьми и прислугой и взводом вооруженных солдат для круглосуточной охраны.
— Так что тебе мешает? Сделай это!
— Зачем, Джонни? Чтобы жить в своей собственной персональной тюрьме? Чтобы дети не могли ходить в гости к друзьям, чтобы их сопровождали охранники, если они идут в школу, а не занимаются самостоятельно, и никаких «останусь на ночь», никаких подушечных битв — никаких соседей? Мари и я, мы смотрим друг на друга, а потом на луч прожектора за окном, прислушиваемся к шагам охраны, каждому чиху и покашливанию, или, не дай боже, выстрелу — а это всего лишь потому, что в сад пробрался кролик. Это не жизнь, а тюремное существование. Мы с твоей сестрой такого не выдержим.
— Такого и я не выдержу, особенно после того, как ты это описал. Но что может решить Париж?
— Я могу найти его. Я могу его уничтожить.
— У него там своя армия.
— А у меня есть Джейсон Борн, — ответил Дэвид Вебб.
— Ты же понимаешь, что это полный бред!
— Бред, согласен, но пока все срабатывало… Я прошу тебя об одолжении, Джонни. Помоги мне. Скажи Мари, что со мной все в порядке, я не ранен, и у меня есть ниточка, ведущая к Шакалу, которую мне смог предоставить только старый Фонтейн — а так и есть на самом деле. Кафе «Le Coeur du Soldat»в Аржентоле. Передай ей, что я задействую Алекса Конклина и всех, кого сможет предоставить Вашингтон.
— Но ты ведь не сделаешь этого на самом деле?
— Нет. Иначе Шакал все узнает; у него уши по всей набережной д’Орсе. Там можно действовать только в одиночку.
— А ты не думаешь, что она догадается?
— Она может что-то заподозрить, но не будет знать наверняка. Я попрошу Алекса ей позвонить и подтвердить, что вся тяжелая артиллерия Парижа к нашим услугам. Все же первым должен сообщить ей ты.
— Но зачем врать?
— Зачем спрашивать, ты и сам знаешь, братишка. Я больше не хочу подвергать ее опасности.
— Хорошо, я ей скажу, но она мне не поверит. Она увидит меня насквозь, она всегда меня насквозь видела.