Жамбо наклонился к нему:
– Не обращай внимания, старик! Она просто накачалась ЛСД и поэтому дергается, но вреда от нее никакого не будет. Лучше посмотри, что я сейчас сделаю.
Он взял стакан виски, окунул в него сигару, но кончик оставил сухим и зажег его, после чего затянулся и предложил Малко. Смесь табачного дыма с парами алкоголя была поразительной. Князь вернул сигару чернокожему, который стал незаметно от него отодвигаться и вскоре положил голову на колени Элеоноры. Азиатка молча курила гашиш.
Малко раздумывал, как бы похитрее выведать то, что ему требовалось, и надеялся, что гашиш сделает свое дело, однако Жамбо посасывал свою трубочку и ничуть не пьянел. Вот он положил руку на грудь Элеоноры. Та смущенно поглядела на князя. Вот он, расстегнув ее платье, вынул обе тугие небольшие груди и стал их сжимать, урча от наслаждения:
– Ох, как это здорово! До чего же здорово!
В обычно целомудренную Элеонору словно вселился бес. Она не отталкивала Жамбо и, казалось, готова была ему покориться. Малко не понимал, действует ли на нее свет луны, или это гашиш, который она непрерывно курила... Во всяком случае, он проклинал себя за свою сдержанность в гостинице. Азиатка же, надувшись, смотрела на партнера, но молчала: законы Ажуна-Бич запрещали ревновать.
Пламя костра начинало затухать, запасы наркотиков истощались. Пары одна за другой удалялись в свои хижины. Совершенно безвольная, Элеонора лежала, запрокинув голову, чернокожий жадно ласкал ее тело. Вдруг он всей тяжестью на нее навалился, она закричала. Тогда Жамбо стремительно поднялся, подхватил девушку на руки и, опьяненную, слабую, уволок в темноту ночи.
* * *
Элеоноре пришлось наклонить голову, чтобы войти в хижину. Внутри пахло сушеной рыбой и фруктами. Негр швырнул девушку на утоптанный земляной пол и навалился на нее. Еще ни разу, сколько Элеонора себя помнила, она не ощущала такого напора дикой, почти первобытной силы. Мужчина вбивал ее в землю с грубой тяжестью молота, и девушка с ужасом чувствовала, что с радостью вбирает его в себя. Внутри все горело и вибрировало, жаркой волной отдавалось в крови. Вздымаясь и опадая, извиваясь, подобно змее, она в изнеможении билась об пол головой, кричала и выла и кусала себе руки. Подобного наслаждения ей испытывать еще не приходилось.
Чернокожий был неутомим. Он останавливался и вновь овладевал ею. Она не знала, прошли часы или сутки, она забыла обо всем на свете – не существовало больше ни ЦРУ, ни Малко, ни оружия, которое надо было уничтожить... Наконец Жамбо затих и прилег рядом с нею.
– Ты откуда? – спросил он.
– Из Штатов, из Детройта.
Элеонора уже пришла в себя и лихорадочно придумывала ответы.
– Что ты там делала?
– Я давала там уроки йоги и приехала сюда для изучения новых упражнений.
– А этот белый?
– Летом он работал на Аляске штурманом парохода. Теперь он на каникулах.
– Как ты сюда приехала?
– На автобусе.
– Где ты с ним встретилась?
– В Бомбее. Он рассердится теперь...
Жамбо захохотал:
– Ничего! Он забавляется с Шино-Бю!
Услышав это имя, Элеонора вздрогнула, потом робко спросила:
– А ты? Разве ты не американец?
– Нет, я – суданец.
– А что ты делаешь? Почему ты здесь?
Он на мгновение заколебался, потом хмыкнул:
– Я делаю революцию!
Девушка поспешила переменить тему.
– Скажи, а твоя подруга сердиться не будет?.. Что ты со мной...
Он пожал плечами:
– Срать она хотела!.. – Помолчал, потом добавил: – Мне нравится быть с тобой. Нужно еще увидеться. Я на два дня уезжаю, потом вернусь. Ты останешься в Ажуна-Бич?
– А куда ты едешь? – спросила Элеонора.
И вдруг ее оглушила тяжелая, увесистая пощечина. Негритянка в ужасе закрыла глаза.