Оружие будет сверхмощным, но надо сначала научиться им управлять.
– Но ты не хочешь помочь нам в работе над этим? Он потряс головой:
– С меня хватит, Грег. Буду с тобой откровенным – я испугался до чертиков.
Я перевел взгляд с его лица на кактус Рут. Мало того что перепутаны цвета, она и красный цвет не могла передать – в красном должны быть проблески пурпура.
– Джек, кто остановил это? Он снова покачал головой:
– Я не знаю. Наверно, сам Господь. Кто может остановить начавшуюся цепную реакцию в неограниченном количестве материала?
– Это не ответ. Мы не можем привлечь Его. Да и Вашингтон, вероятно, не поддержит эту теорию из соображений безопасности. Разве Он не состоит в родстве со своим радикальным Сыном?
– Я вижу, тебе все это безразлично, Грег. Сотня квадратных миль земной поверхности испарилась, превратилась в ничто. А если бы это не остановилось, Грег? Ты думал о таком варианте?
– Он приходил мне в голову.
– Один из воздушных наблюдателей рассказал, что видел. Знаешь, на что это было похоже? Как будто уронили горящий уголь на кусок оберточной бумаги. Бумага сначала тлеет, обугливается, в центре образуется дыра, она растет и растет, и вдруг подует ветер, появится огонь и...
– Джек, послушай, не надо игры слов. Ты сравниваешь простую реакцию горения, где взаимодействуют только кислород и целлюлоза, со сложнейшей реакцией, включающей...
– Саму Землю... – Он повернулся, глядя мне в лицо. – Ты ведь не знаешь, что остановило реакцию на этот раз? И не знаешь, что произойдет в следующий раз?
– Я знаю одно – нам надо узнать побольше о процессе.
– А я знаю, что мы узнали слишком много. И поэтому я ухожу. Миссис Бейтс не для того родила сына на свет божий, чтобы он устроил вселенский пожар. Грег, лети туда. Посмотри сам. Там сплошная твердая блестящая масса, за исключением мест, вздувшихся пузырями, как мексиканское стекло.
Ничего вокруг – ни дерева, ни травы, ни даже камня. Только гладкая блестящая дымящаяся поверхность, она простирается до горизонта. А ты стоишь и думаешь, что могло бы произойти, если бы реакция не прекратилась. Светящийся стеклянный шарик несется сквозь космос, как рождественский елочный шар.
– Джек, обо всем, что касается жизни на Земле, человечество узнает рано или поздно, хочет кто-то этого или нет.
– Я слышал такой аргумент. И другой – мол, что нельзя, чтобы обо всем первыми узнали русские. Я хочу, чтобы об этом никто не узнал вообще. Один человек на свете точно знает, что не хочет продолжения опыта. И этот человек – я. Я не могу остановить тебя, или остановить русских, или кого-то другого, из тех, кто любит подобные рискованные развлечения. Но не хочу быть одним из них. Не хочу иметь это на моей совести.
– Что ж, прощай, мой мальчик, желаю тебе и твоей совести всяческих благ.
Я встал и вышел из комнаты в холл, не оглядываясь назад. Я забрал свою куртку, свою жену и ушел оттуда. На улице меня так и пронзило ночным холодом. Я остановился поднять “молнию” на куртке и с завистью посмотрел на припаркованный у дверей огромный джип. Вот что, по моему мнению, является настоящей машиной, а не сверкающее хромированное чудо на колесах. Даже на переднем бампере прикреплена лебедка – если Джек застрянет, то вытащит себя сам, привязав джип к дереву. Проблема была только в том, что редко отыщешь дерево в тех местах, где водится урановая руда.
– Ты можешь сказать, в чем дело? – спросила Натали.
– Джек уходит.
– Почему?
– То ли испугался, то ли у него приступ совести, как у старины Фишера. Он хочет, чтобы мы прекратили опыты, завязали с этой проблемой. Хочет оставить ее решение Богу.