– Как нынче Лондон? – небрежно спросила Сара Мэллоуби, откидываясь в тихо, не громче плеска воды, скрипнувшем плетеном кресле.
– Жарко, душно и полно туристов. Вы там бываете?
Сара покачала головой.
– Не была много лет. Предпочитаю Нью-Йорк, если говорить о творении человеческих рук... или Дели, в подходящее время года. Иногда Токио.
– Порой удивляюсь, почему до сих пор живу в Лондоне, когда здесь... – В голоса перекликавшихся в своих шикарах торговцев вклинился слабый звук полицейской сирены. Звук сирены постепенно затих. Роз зябко повела плечами. – Понимаете, что я хочу сказать...
– Думаю, что понимаю.
Поваренок с отцом подали завтрак. Завтрак для белой госпожи, хозяйки, подумала Роз; любовницы Шармара, пришвартованной к берегам озера Дал так же надежно, как ее плавучие домики, и точно так же не имеющей руля. В лучах восходящего солнца блеснул перьями зимородок. Сара Мэллоуби остановила на нем свой взгляд, будто увидев воображаемый выход или даже мечту. Роз постаралась сделать вид, что не заметила, как англичанка, будто очнувшись, тряхнула головой и резко откинула рукой волосы. Овладев собой, холодным равнодушным взглядом окинула окружающую панораму. На солнце поблескивали цепи, приковавшие домики к берегу. На фоне гор сияла куполами мечеть Хазратбал.
Взяв тарелочку, Роз положила себе рогалик. Повар налил кофе.
– Лондон, должно быть, здорово изменился... – тихо произнесла Сара. Прежде чем ответить, Роз смахнула с уголка рта хлебную крошку. Как ее не пожалеть...
...а Хайд предупреждал: "С этим смотри в оба. Все равно что прицелиться в самого себя..."
Посему изобразила, как могла, сентиментальную улыбку.
* * *
Дом Лала, второй и третий этажи которого сдавались родственникам и всяким жильцам, находился на Деш Банду Гупта-роуд, к северу от Главного базара в районе Пахаргандж. Меньше чем в полумиле от вокзала, где от брошенного им камня разбегались круги. На Ашока-роуд, в десяти минутах от Коннот-плейс, он нашел не очень дорогой отель, снял номер, попробовал отдохнуть – нелегкое дело, – глядя, как по ладони расползается синяк. Дважды за ночь он нетерпеливо поднимался с постели и отправлялся искать дом Лала. Улицы прочесывали полицейские машины и пешие патрули, другие машины, двигавшиеся целеустремленно, явно не возвращаясь домой и не отправляясь на ранние встречи. Его никто не останавливал. По улицам шагал мужчина в летнем костюме модного мешковатого покроя, свободно повязанном галстуке, очках. Респектабельный житель Запада.
Теперь, когда в небе стали видны окаймленные золотом облака, он снова стоял перед зажатым между неряшливым постоялым двором и крошечной мечетью узким домом Лала. У постоялого двора грохотала мусороуборочная машина. На улице прибавилось загрязняющих воздух автомобилей. Дальше по улице под взглядами ранних зевак шли съемки какого-то дрянного индийского фильма о полицейских и ворах – по Деш Банду до Главного базара, визжа тормозами, гонялись друг за дружкой автомашины. Направляясь к дому Лала, Хайд не спеша прошел мимо съемочной группы и аплодирующей толпы. Как и на всех съемках мира, здесь царил обязательный антураж и, как везде, необязательно приносивший нужный результат.
Изменив голос, он снова позвонил. Лала не было дома, он "уехал по делам". В газете он все еще числился в "отпуске".
Он сделал еще один звонок, в тюрьму, еще до того как купил ранний выпуск "Таймс оф Индиа"; и прочел о побеге Касса из места заключения. В телефоне потребовали, чтобы он назвал себя, – такая строгая скрытность обеспокоила Хайда. Газета содержала недвусмысленный ответ. "Убийца Сирины Шармар бежал" – вопила первая полоса. Фотография Касса, плохая, крошечная по сравнению с роскошным снимком покойной киноактрисы. Заявление В.К.