Теперь они не сомневались. Самолет тот самой... и она на борту. Летят с ней...
* * *
Последний луч света на самой высокой вершине погас, словно выключили лампочку, – сразу полная темнота. Тут же вспыхнули фары, как будто не от его руки, а сам "лендровер" среагировал на темноту. Тонкий снежный покров больше не отражал достаточно света, чтобы можно было ехать дальше, определяя направление по снегопаду. Хайд взглянул на Касса. Тот дремал, оглушенный болеутоляющим: боль в сломанных ребрах была невыносимой. Хайд понимал, что Касс чувствует себя, как чувствуют некоторое время спустя после страшной катастрофы. Подключенный к аккумулятору кассетник издавал монотонные звуки, пытаясь пробиться до сознания Касса, находящегося будто в состоянии мозговой комы. "Не уходи, Рене"... "Какой чудесный мир"... Записи хитов шестидесятых и семидесятых годов, кажется, до него не доходили.
Касс отгородился от будущего, потому что оно пугало его, неумолимо надвигаясь сквозь ветровое стекло... частично из-за того, что он дальше не мог... А частично просто от изнеможения и растерянности. Не бери пассажиров, всегда говорили ему. Пиратская кассета, купленная на делийской улочке, когда он наблюдал за домом Лала, безнадежно плоха. Сквозь шипение и треск доносилась "Двадцать четыре часа от Талсы". Касс, возможно, предпочел бы Брамса или мелодии индийских par, но ни того, ни другого не было...
...да и самому надоело. Выключил магнитофон, и в машине сразу воцарилась гнетущая тишина. Потом слух стал улавливать надрывное завывание мотора, скрип рессор, шуршание дворников, счищающих поваливший снег. По его предположениям, они в лучшем случае находились в получасе езды от Чаторханда, расположенного в долине Ишкумана. Тянущаяся вдоль реки дорога доступна только машинам с четырьмя ведущими, пешеходам да запряженным ишаками повозкам. Над дорогой нависли деревья. Машина сотрясалась под непрерывными порывами ветра. Касс, казалось, загипнотизировал себя, оставаясь в забытье... ладно, приятель, твое время впереди...
Рядом с дорогой огромным черным стеклом раскинулось озеро. В одном месте от черного зеркала удирала, прячась, узкая извилистая речушка. Сквозь снежное месиво и мерзлую осоку фары высвечивали одинокие, печально согнувшиеся деревья. Хайд смотрел на почти скрывшуюся под снегом дорогу. Глаза привыкли к свету фар, хотя он с неменьшими опасениями помнил о их предательском блеске, чем в момент, когда их включал. В гаснущем свете дня он видел, как вертолеты, спускаясь к склонам гор, высокогорным лугам и берегам рек, каждый раз, прежде чем взмыть вверх, оставляли несколько крошечных фигурок. Начиная от Сингала, вдоль дороги на Гакуч. Потом он повернул на север, путь более опасный и поэтому непредвиденный. Почти час в небе было чисто, потом в высоте возникла точка, за ней другая... устремляющиеся вниз, зависающие, откладывающие маленькие черные яйца и вновь удаляющиеся прочь. Он определенно знал, что впереди них находятся войска... и позади войска. На единственной дороге будут завалы, на той самой, которая в Чиллинджи, все еще на территории Пакистана, сужается до пешеходной тропы.
Справа под рукой, как вторая рукоятка тормоза, автомат. За поясом пистолет, второй в кармане парки, в которую Патрик был вынужден облачиться из-за резко упавшей температуры.
Подобно насмешливой улыбке, над горами выплыла луна. Выключив свет, затормозил машину. Колеса, заскрипев покрышками, пошли юзом – к востоку от Гакуча менял задний лопнувший скат. Снегопад усиливался. Открыв дверцу, вылез из машины. Мрачно скрипнули башмаки. Посмотрел под ноги. На носках белеет снег. Пар изо рта моментально уносит ветром. Сразу онемели щеки. Позади в машине дремлет Касс.