— И что он сделал? Спрятался в сарае для дров? Она стояла, опираясь на спинку стула.
— Мы ходили по поместью, как всегда, находили то, что ему нравилось, и фотографировали, — с вызовом ответила она. — Он был в коричневом пальто-реглане, которое я подарила ему на сорокалетие. Любовное пальто, как мы его называем. Я сказала, не уезжай, оставайся здесь. Я сказала, что пригляжу за ним. Он и слушать не хотел. Ответил, что должен спасать корабль. Что еще есть время. Евгений должен узнать правду, и тогда все снова будет хорошо. «Я отбился от них на Рождество, отобьюсь и сейчас». Я им гордилась.
— Что случилось на Рождество?
— Швейцария, дорогой. Я даже думала, что он собирается взять меня с собой, как в прежние времена. Но он думал только о работе и ни о чем больше. Мотался взад-вперед, как маятник. Даже не съел рождественский пудинг, хотя и любит его. Миссис Хендерсон чуть не заплакала. Но он победил. Отбился от них. От всех. «Я им всем врезал, — сказал он. — В конце Евгений принял мою сторону. С новой попыткой они спешить не будут».
— Кто не будет?
— Они, уж не знаю, кто именно. Хобэн. Мирски. Откуда мне знать? Все люди, которые пытались свалить его. Предатели. Ты — один из них. Даже если он никогда не увидит тебя и не услышит от тебя ни слова, он считает себя в долгу перед тобой, потому что он — твой отец, хотя по отношению к нему ты поступил безобразно. Он тебе что-то обещал. И ради этого живет. Как и я. Мы всегда учили тебя выполнять обещания.
— Поэтому ты и сказала ему о Кармен.
— Он решил, что я знаю, где тебя искать. Он умный. Всегда был таким. Он заметил, что я не волнуюсь о тебе, как раньше, и спросил, почему? Он — адвокат, с ним не поспоришь. Я уходила от ответа, и он меня тряхнул. Не так сильно, как в далеком прошлом, но достаточно. Я попыталась лгать и дальше, но потом подумала, а зачем? Ты — его единственный сын. Ты принадлежишь нам поровну. Я сказала ему, что он — дедушка, и он заплакал. Дети всегда думают, что родители — глыбы льда, пока они не начинают плакать, а тогда детям кажется, что они ведут себя нелепо. Он сказал, что ты нужен ему.
— Нужен ему? Зачем?
— Он — твой отец, Олли! Он — твой партнер! Они идут на него войной. К кому же ему обращаться за помощью, как не к своему сыну? Ты тоже у него в долгу. Пора тебе постоять за него.
— Он так сказал?
— Да! Его слова. Скажи ему, что он у меня в долгу!
— Скажи ему?
— Да!
— У него был чемодан?
— Коричневая дорожная сумка в тон его любовного пальто. С ремнем, чтобы носить ее на плече.
— Куда он собрался лететь?
— Я не говорила, что он собрался лететь.
— Ты же сказала, что он приехал с одной сумкой.
— Не говорила, не говорила!
— Надя, мама, послушай меня. Полиция проверила списки пассажиров каждого рейса. Никакого намека на Тайгера. Как он мог улететь, не оставив следов?
Она вырвалась из его рук.
— Он говорил, что ты с ними. Он прав! Ты спелся с полицией!
— Я должен ему помочь, мама. Я ему нужен. Он сам так сказал. Если я не смогу найти его, а ты знаешь, где он, его смерть будет на нашей совести.
— Яне знаю, где он! Он не такой, как ты, не говорит мне то, чего я не смогу сохранить в тайне! Перестань сжимать меня своими лапищами!
Испугавшись за себя, Оливер отступил на шаг. Она всхлипывала.
— Какой в этом прок? Скажи, что ты хочешь знать, и оставь меня в покое.
— Она поперхнулась собственными словами.
Он вновь подошел к ней, обнял. Прижался щекой к ее щеке, липкой от слез. Она сдавалась ему, как сдалась отцу, и он ликовал, но одновременно и ненавидел ее за слабость.
— С того дня его никто не видел, мама. Никто, кроме тебя. Как он уехал?
— Со вскинутой головой. Расправив плечи. Как полагалось бойцу. Сказал, сделает то, что должен сделать. Ты должен гордиться таким отцом.
— Я про транспорт.
— За ним приехало такси.