В это время вместе с приятелем он изучал испанский язык, чтобы читать «Дон Кихота» Сервантеса в оригинале. Зигмунд не
осмелился рассказать Марте о своей любви: это было бы слишком поспешным, и она могла плохо подумать о нем, ведь они были знакомы лишь семь
недель. Да и с ее стороны не было подходящего намека. Он сказал, обращаясь к ней:
– Чаша моя преисполнена.
– Это из псалмов.
– Отец читал их мне, когда я был ребенком: «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою…»
– У тебя есть враги?
– Только я сам.
Ее мелодичный смех звучал в его ушах, подобно колоколам собора Святого Стефана. Он не мог сдержать прилива нахлынувших чувств.
– Расскажу тебе об истинном предзнаменовании. Помнишь тот вечер, когда я впервые увидел тебя? Я пришел домой с пачкой книг под мышкой,
намереваясь засесть на четыре часа за зубрежку. А ты восседала за столом с моими сестрами, разумно рассуждая о чем–то и очищая от кожуры яблоко
своими тонкими пальцами. Я был так тронут, что мой порыв иссяк, и я сел рядом с вами.
– Это было простое яблоко. Как все со времен райских садов.
– Ты не знаешь, что тогда я впервые осмелился на большее, чем просто кивнуть подруге моих сестер. Мне показалось, что розы и жемчуг слетали с
твоих уст, словно с уст сказочной принцессы, и трудно было решить, что брало в тебе верх: доброта или ум.
Ее реакция была для него неожиданной; иная девица могла бы принять эти рассуждения за полет фантазии, но она зарделась, затем вдруг побледнела,
и слеза навернулась на ее ресницу. Она спрятала лицо, затем повернулась к нему и с серьезным видом спросила:
– Как долго ты учился в университете?
– Почти девять лет.
– Ты помнишь тот день, когда мы гуляли в Пратере с моей мамой? После того как мы вернулись домой, я спросила сестру Минну, почему доктор Фрейд
так настойчиво расспрашивал обо мне. А теперь моя очередь. Ты врач, не так ли? Почему у тебя нет практики, нет клиентов?
Он мгновенно вскочил, прошелся по саду. Для него было важно, чтобы Марта Бернейс поняла и одобрила его выбор. Она сидела спокойно, положив руки
на колени и устремив снизу вверх серьезный внимательный взгляд.
– Да, у меня есть степень доктора медицины. Правда, я получил ее с опозданием на три года и только после того, как мои друзья в университете
стали обвинять меня в лености и рассеянности.
– Но ты выглядишь в высшей степени целеустремленным.
– Только в отношении того, что мне нравится. Пять лет я учился в клинической школе, считая это самым надежным путем научной подготовки. У нас,
видимо, лучший в Европе медицинский факультет. Последние несколько лет я работал в Институте физиологии профессора Брюкке; вместе с
Гельмгольцем, Дюбуа и Людвигом он был основателем современной физиологии. Под его руководством я выполнил четыре оригинальных исследования и
опубликовал их. В семьдесят седьмом году, когда мне шел двадцать первый год, я написал статью относительно нервных окончаний в позвоночнике
миног. В следующем году были опубликованы мои исследования относительно нервных окончаний в хребте простейших рыб, а затем «Центральный вестник
медицинских наук» поместил мои заметки о методе анатомической подготовки для исследования нервной системы.
Юношеский пыл в сочетании с точной научной фразеологией вызвал у Марты улыбку.
– Я завершил также исследование структуры нервных тканей и нервных клеток речных раков. Мне лучше всего удаются подобного рода работы. Для меня
нет более захватывающей, многообещающей, дающей удовлетворение деятельности, ведь каждый день узнаешь что–то новое о живых организмах.