Несколько любительских снимков:
Каленик с большой щукой на берегу озера, Каленик косит сено, стоит в толпе колхозников у кладовой. Каленик среди отдыхающих в Крыму. Стандартные фото невысокого качества. Шугалий перевернул последнюю страницу альбома и хотел уже отложить его в сторону и вдруг увидел, что подкладка его повреждена: может, фабричный брак, а может, разрезано и аккуратно подклеено потом. Лезвием ножа поддел подкладку, она поддалась сразу, и капитан увидел в тайнике фото. Пожелтевшее любительское фото двух мужчин, о чем-то непринужденно беседовавших между собой.
Если бы этот снимок лежал в куче других, Шугалий, возможно, и не обратил бы на него внимания — какие-то знакомые Каленика, судя по одежде, военных лет: на одном, высоком и солидном, немецкий мундир без погон и петлиц, другой — низенький, коротконогий и лысый. Шугалий присмотрелся внимательнее: кажется, он видел где-то лысого коротыша, но где именно? Фото тридцатилетней давности, но черты лица удивительно знакомы.
Шугалий закрыл глаза и вдруг вспомнил. Да, сомнений быть не могло: с фотографии на него смотрел Бабинец, сам Федор Антонович Бабинец, озерский аптекарь.
А кто второй?
Шугалий огляделся: Каленик сидел в другой комнате и не мог видеть, что капитан нашел фотографии в альбоме. Шугалий засунул снимок обратно под подкладку и перешел с альбомом в спальню. Сел напротив Каленика, вытащил снимок, на котором тот был сфотографирован у кладовой.
— Кто это? — ткнул пальцем в первого попавшегося человека на снимке. — А это?
Полистав страницы, задал еще несколько вопросов, следя за тем, как настороженно смотрит на него Каленик. Закрыл альбом. Каленик облегченно откинулся на спинку стула, и тогда Шугалий быстро вытащил из-под подкладки фотографию с Бабинцом.
У Каленика округлились глаза, он отодвинулся вместе со стулом — впервые у него не выдержали нервы, но все же попробовал исправить ошибку — оглянулся на оперативников, перебиравших вещи в шкафу, и заметил:
— Нельзя ли поаккуратнее? Убирай потом за вами!
Шугалий положил снимок себе на колени так, чтобы Каленик мог видеть его. Спросил:
— Откуда он у вас?
— Когда-то… — пробормотал он, очевидно не зная, что сказать. — Да, когда-то, — наконец нашелся он. — Слыхали небось о грехах моей молодости? У бандеровцев я, значит, был, не скрываю. Вышел с повинной…
А это так, старое фото, хотел выбросить, да черт попутал — почему-то спрятал…
— Это Бабинец? А кто высокий?
Каленик шмыгнул носом.
— Наш командир, значит… Куренной, кто же еще?
Стецишин…
— Куренной Стецишин? — не поверил Шугалий.
— Он, а кто же еще? — повторил Каленик.
— А как попало это фото к вам?
— Так я сам и фотографировал. Случайно, значит…
Никто не знал, что Стецишин с Бабинцом встречались. Я и сфотографировал их незаметно на всякий случай.
Шугалий уже понял все.
— А после войны нашли Бабинца и показали ему фото. И он все время был в ваших руках?
У Каленика снова округлились глаза.
— Нужен он мне…
— Еще как нужен! Бабинец работал в Любеке и сообщил Стецишину, когда городской гарнизон оставил город. И тогда вы ворвались в Любень…
— Меня там не было, — быстро возразил Каленик. — Я оставался на базе.
— Разберемся, — весело сказал Шугалий. — Теперь мы во всем разберемся… Когда сделан снимок?
— А там карандашом на обороте отмечено.
Действительно, на обороте снимка с трудом можно было разобрать цифры:
«1943».
Шугалий спрятал фотографию.
— В субботу семнадцатого августа, — сказал он, пристально глядя на Каленика, — приблизительно в пять часов к вам приехал на велосипеде Федор Антонович Бабинец. Он сообщил, что дело дрянь, потому что сын Стецишина Роман, приехавший из Канады, случайно проговорился ветврачу Завгороднему о давнишних связях Бабинца с бандеровцами.