Мы питаем надежду, что вы согласитесь стать нашим домашним врачом; нам не нужны, как вы понимаете, бесплатные советы, не потому, что это плохо, а лишь из глубокого уважения перед медициной, в которой, доктор, я не разбираюсь, не знаю даже, какие пилюли следует принимать от несварения желудка, не говоря уже о других сложных случаях. Для меня и Франсуазы психиатрия — китайская грамота. Но я надеюсь, что вы сможете нам помочь, хотя случай с Ритой мне представляется довольно тяжелым.
Они помолчали. Поглядывая на доктора, Джейс Коннерли прикидывал: этот Вайт очень молод, должно быть, ему не больше тридцати, но, ясное дело, голова у него варит здорово, раз такая отличная репутация, да и гонорары, видно, немалые, отсюда и роскошная загородная клиника, великолепный дом, ухоженный сад... Он будет стоить больших денег, черт побери! Но ведь она нуждается именно в таком враче... паршивая девчонка!
Коннерли так задумался, что не сразу ответил на заданный доктором вопрос. Он извинился:
— А, да... Рита! Я не знаю точно, где она живет. Сейчас у нее квартира где-то в городе.
— Я хочу посмотреть на нее, — сказал психиатр. — Вы не знаете, где она танцует?
— В заведении Фрэнка Эрна. В «Фантазии».
— "Фантазия"? — оживился врач. — Это неподалеку от одного из ваших ресторанов?
— Совершенно верно, — ответил мистер Коннерли. — В центре квартала.
— Вы видели, как Рита танцует?
— Да. То есть, я хотел сказать, видел, но не в заведении Эрна. Я видел ее сольные концерты и выступления в танцевальной академии.
— Вы разговаривали с ней по поводу ее отношений с матерью?
— Пожалуй, раза два... Но мне тут же приказывали идти жарить спаржу или что-нибудь в этом духе.
Вайт доверительно улыбнулся Коннерли. Оба встали, чтобы пожать друг другу руки.
— Я повидаюсь с ней, — сказал психиатр. — А после встречусь с ее матерью. Где удобнее всего с ней поговорить?
— В «Голубом Джеке», где она работает, у нее там свой кабинет. Это недалеко отсюда, прочувственно пожимая руку Вайту, сказал Коннерли.
Посетитель ушел. Несмотря на то, что разговор был недолгим и необязательным, на душе психиатра остался скверный осадок, который упорно не желал раствориться, исчезнуть...
Коннерли тяжело опустился на сиденье своего «кадиллака» и направил машину на автостраду.
Не сделал ли он глупость, обратившись в клинику? Для такого специалиста, как Байт, все высказанные им тревоги могли показаться пустяками. А что Байт подумал о нем? Не принесет ли этот визит какого-нибудь вреда Рите? Впрочем, сейчас уже поздно что-либо менять, разве что уговорить Франсуазу отказаться от своей идеи. Конечно, надо попытаться убедить ее — и возможно скорее, нельзя это надолго откладывать... Гордость мешает ей оставаться на этой работе, но у нее есть возможность иметь свой ресторан! Почему все-таки, думал Коннерли, она не хочет выходить за него замуж?
Джейс Коннерли нажал на акселератор — машина прибавила скорость. Мысли хаотично мелькали в его возбужденном сознании. Почему-то всплыло в памяти волевое лицо сына. Джону сейчас двадцать восемь и его ничего не интересует, кроме бокса. Он настоящий боец и упрямо добивается высших результатов на ринге.
О чем думает Джон? Победа, борьба, тренировка, и снова: тренировка, борьба, новая победа. Это ужасно! Бесконечная карусель, пока кто-нибудь не сшибет тебя наземь. Однако какие свинские мысли лезут в голову! Ведь это — сын... он живет один, он ожесточился, отец должен создать ему другую семью и хочет этого, размышлял Коннерли, — да, я хочу жениться, но Джон... нет, торопиться здесь нельзя, нужно обождать, пока он не привыкнет к этой мысли. А пока пусть у него будут хорошие деньги, нужно дать ему возможность их заработать. С ним не просто, Джон всегда ненавидел мой ресторанный бизнес, порой я думаю, заодно — и меня. Иногда мне кажется, что он не годится ни на что серьезное, кроме как помыкать своими дружками, этой шайкой оборванцев, которые, в свою очередь, помыкают им и обирают его.