Шлюпка выглядела так же, а от ее белизны слепило глаза.
И этот красный цвет. Ненормальному, красившему эту шлюпку, досталась, видно, банка красной краски, а парень явно относился к числу тех, кто ничему не позволяет пропасть даром. Поэтому шлюпка была со всех сторон окрашена толстым слоем неровной, вздувшейся пузырями краски, и поверх белого ненормальный нанес два или три слоя красной краски. Верхняя часть бортов лодки и сиденья тоже были красными. Досталось и веслам.
Это была очень некрасивая гребная шлюпка. Но она оказалась единственно доступной.
– Она принадлежала людям, владевшим этим домом и амбаром раньше, – объяснила Мэри‑Энн. – Мы в некотором роде унаследовали ее.
– Я не представляю, зачем вы держите ее.
– Она плавает, это ее основное достоинство. Они стояли на узком коротком деревянном причале, выступавшем далеко в воду от края берега, принадлежавшего бару “Черное озеро”. Позади них слева расположилась асфальтированная стоянка бара, а справа – площадка, заросшая карликовым кустарником, примыкающая к ближайшей рощице. За стоянкой и площадкой петляла дорога, а за дорогой возвышались сверкающий театр и ветхий дом.
Внезапно Мэлу в голову пришла идея, и он тут же ее озвучил:
– Они покрасили лодку тем, что осталось от ремонта дома.
– Я покрасила.
– Вы?
Девушка опустила глаза на лодку и грустно улыбнулась:
– Не самая лучшая работа, верно?
– Лучше бы вы покрасили дом.
– Довольно убого, да? – Мэри‑Энн повернулась и взглянула на дом:
– Так или иначе теперь он выглядит еще более уродливо, чем раньше. Он стал похож на дом, населенный призраками.
– Точно. Залезайте.
Дэниэлс поддержал Мэри‑Энн за руку, когда девушка осторожно спускалась в лодку, затем передал ей сумку с ленчем, собранным ими перед уходом. Мэри‑Энн поставила ее (дно было сухим), после этого села на корме. Мэл отвязал конец веревки, бросил его в лодку и спустился так, чтобы оказаться между двумя веслами. Дэниэлс оттолкнул лодку от пирса, и Мэри‑Энн, взглянув через плечо на дом, проговорила:
– Боб собирался покрасить дом этим летом. Он надеялся, что заработает достаточно денег. Но вполне возможно, что сезон у нас вообще не состоится.
– Что вы думаете о Сондгарде и этом его отпечатке пальца? Девушка покачала головой:
– Я полагаю, что он блефует. А вы?
– Надеюсь, что нет. Но у меня тоже возникла подобная идея.
– Вы себе можете представить, что это будет продолжаться и продолжаться? Все лето. Мы не смогли бы работать, мы не смогли бы поставить ни одного спектакля. Но никому бы не позволили уехать. Все лето просто сидеть кружком в этом мрачном доме, когда нечего делать и некуда идти.
– Да уж, превосходно. Давайте сменим тему. Если вы хотите поговорить о доме, то расскажите мне, откуда он вообще взялся? Вокруг, похоже, живут настоящие богачи.
– Я знаю. – Мэри‑Энн снова улыбнулась, но теперь немного по‑девчоночьи. – Это был старый дом Эггстромов. Многие годы он стоял здесь как бельмо в глазу.
– Он и сейчас так выглядит.
– Вам следовало бы увидеть его в те годы, когда я была маленькой девочкой, до того, как Эггстромы забросили его. Амбар выглядел еще хуже, чем дом. И они замусорили весь двор, не было ни одного свободного дюйма. Люди все время писали на них жалобы и тому подобное.
– Как же они ухитрились поселиться здесь?
– Они просто первыми сюда приехали. Когда они появились здесь, на озере еще вообще ничего не было. Центр города на той стороне, конечно, был, но больше ничего. Их дому больше пятидесяти лет.
– Ну, на двести он и не выглядит.