В доме неподалеку вспыхнули огни, в окнах появились головы, но парни не обратили на них внимания. Им нужно было расслабиться, убийце и четверым невольным участникам его драмы; какое им было: дело до неодобрительных взглядов из окон? Они растормошили друг друга, а остальное пусть идет к черту.
Именно Макги заставил их утихомириться, когда они добрались до своего крыльца. Они тут же перешли от воплей к комическому молчанию, на цыпочках передвигаясь по дому, хихикая, шикая друг на друга, спотыкаясь на лестнице. Олден Марч встретил их на площадке второго этажа с гримасой на лице, упершись руками в бока.
– Постыдились бы, – укорил он громким шепотом. – В такое время...
Они заставили его замолчать и, пошатываясь, последовали дальше. Мэлу, Роду и Уиллу пришлось выдержать дополнительное испытание – подъем на третий этаж. Там они крайне саркастически пожелали друг другу спокойной ночи. Дэниэлс открыл свою дверь без особого труда, включил свет и вошел в комнату. Мэл захлопнул дверь, сбросил одежду, раскидал ее по комнате, выключил свет и улегся.
Тремя минутами позже Дэниэлс поспешно вскочил и запер дверь.
Глава 5
Безумец лежал в темноте напуганный и возбужденный, сжимая руки и широко улыбаясь. Его комната была почти такой же, как у Дэниэлса, и сейчас тоже погружена во тьму. Сумасшедший закрыл дверь, но не запер, поскольку у него было меньше всего оснований для страха сегодня ночью. Меньше, чем у любого из них. У кого‑то под дверью виднелась полоска света.
У него было меньше всего оснований для страха, но сумасшедший все же боялся, и боялся того же, чего и остальные. Он боялся безумца, боялся самого себя. Торжествующий и напуганный.
Торжествующий, потому что сегодня вечером ему все удалось. Решающее испытание, РЕШАЮЩЕЕ испытание, сидеть с ними со всеми, участвовать в общей беседе и не вызывать подозрений. Но также и напуганный, потому что в своем успехе сумасшедший потерял самого себя, а сейчас это было опаснее, чем когда‑либо ранее.
С ним уже случалось такое раньше, когда безумец дурачил доктора Чакса, заставляя поверить, что он не Эллингтон, а один из других больных. Иногда в своем старании убедить доктора сумасшедший терял контакт с самим собой, истинное “я” и придуманное “я” смешивались, и некоторое время безумец не контролировал себя. В такие моменты только маленькая часть его самого (сумасшедший представлял ее скорчившейся на полу в темном углу), лишь одна маленькая часть сохраняла остатки самосознания, могла все еще разделять фантазию и реальность, тогда как остальная часть его полностью подчинялась власти другого существа. Тогда практически все в безумце, кроме той самой маленькой части, действительно ВЕРИЛО, что он является этим другим существом. Такое происходило нечасто и никогда не продолжалось долго, поэтому сумасшедший не слишком боялся этих состояний.
Но сегодня безумец забеспокоился. В больнице подобное было опасно, однако здесь это вызывало тревогу. Здесь ему НЕОБХОДИМО держать себя под контролем непрерывно. Когда это случилось сегодня вечером за столом в баре “Черное озеро”, сохранивший самосознание кусочек его “я” испугался того, что другая личность поскользнется, скажет что‑нибудь не то и все испортит.
Но все обошлось без срыва и провала, и поэтому его радость заглушала страх. Они приняли его. Они не возражали, чтобы он присоединился к их компании, участвовал в их беседе, их веселье, их пении.
И безумец ощущал удовлетворение. Когда пришла его очередь рассказывать истории и анекдоты, сумасшедший справился не хуже других. Разве важно, что все это происходило без его участия, являлось действиями другой личности, не контролируемой им? Главное заключалось в том, что его не только приняли, но и дали возможность почувствовать себя своим, стать одним из них.
И сегодня днем с этим учителем‑полицейским тоже все прошло хорошо.