– Ты по-прежнему уверен, что хочешь войти?
– Думаю, да.
Зная в отличие от меня дорогу, Грин пошел первым. На охранника в мешковатой форме, попытавшегося нас задержать, он наорал так, что мне стало худо. Страж в испуге отшатнулся от стеклянных дверей, где черной краской было выведено слово “МОРГ”, и Мордехай уверенно переступил порог.
– Мордехай Грин, адвокат семейства Бертон! – с вызовом рявкнул он сидевшему за столом дежурного молодому человеку.
Пальцы парня проворно забегали по клавиатуре компьютера, после чего он принялся листать какие-то бумаги.
– Чем, черт побери, вы заняты? – вновь сорвался на крик Грин.
Впервые подняв на посетителей глаза, дежурный не сразу осознал, какой значительной фигуре он противостоит.
– Одну минуту, сэр.
– Можно подумать, у них здесь лежат тысячи мертвецов! – возмущенно повернулся ко мне Мордехай.
Мне вспомнилась история с извинениями. Похоже, основной метод общения с государственными чиновниками у Мордехая – агрессивная напористость.
К столу дежурного подошел очень бледный мужчина с не слишком удачно выкрашенными в черный цвет волосами. На нем были синий лабораторный халат и ботинки на толстой резиновой подошве. Вяло пожав нам руки, он назвался Биллом. Где, интересно, администрация находит людей, желающих работать в морге?
Билл распахнул перед нами дверь, мы пошли в основное хранилище по чистому коридору, здесь было намного прохладнее, чем в приемной.
– Сколько вы их сегодня получили? – Вопрос прозвучал так, будто Мордехай регулярно наведывался в морг для подсчета трупов.
– Двенадцать. – Билл нажал на дверную ручку.
– Ты в норме? – спросил меня Грин.
– Не знаю.
Металлическая дверь хранилища медленно отворилась.
В холодном воздухе чувствовался резкий запах антисептика.
Выложенный белой плиткой пол, голубоватый свет флуоресцентных ламп. Следуя за Мордехаем, я опустил голову, стараясь не смотреть по сторонам, но получалось у меня плохо. Мертвые тела были до ступней покрыты белыми простынями – в точности как показывают по телевизору. На больших пальцах висели бирки с номерами.
Мы остановились в углу между длинной каталкой и небольшим столом.
– Лонти Бертон. – Билл драматическим жестом откинул край простыни.
Я увидел лицо молодой женщины. Ошибки быть не могло, это была она, мать Онтарио, лежавшая в рубашке из простой белой ткани. Смерть никак не исказила ее черты, казалось, она просто спит. Я был не в силах отвести взгляд.
– Она, – сказал Мордехай, будто знал ее долгие годы, и выжидательно посмотрел на меня. Я кивнул.
Билл отошел в сторону; у меня перехватило дыхание.
Детишки уместились под одной простыней.
Их уложили по росту, вплотную друг к другу, с одинаково сложенными на груди руками. Спящие ангелы. Уличные солдатики, так и не успевшие стать взрослыми.
* * *
Мне захотелось прикоснуться к Онтарио, провести ладонью по его щеке и попросить прощения. Захотелось разбудить его, привести домой, накормить. Дать все, чего он только не попросит.
Я шагнул ближе, чтобы всмотреться в его лицо.
– Не прикасайтесь к ним, – предупредил Билл.
– Они, – сказал Мордехай, и я вновь кивнул.
Билл опустил простыню, я прикрыл глаза и мысленно прочел краткую молитву о спасении невинных душ. “Ты не должен допустить, чтобы это повторилось”, – ответил мне Господь.
В соседней комнате Билл достал со стеллажа две проволочные корзины со скромным имуществом погибших. Он вывалил содержимое на стол, и мы принялись составлять опись. Грязная, до дыр протертая одежда, из которой самой ценной вещью была моя джинсовая куртка.