Я уж говорил, что здесь нет ни подлеска, ни травы, ни даже мха: чистая, ровная, несколько пружинящая подстилка из многолетних еловых игл. Сквозь нее-то и прорастают крепкие темно-бурые красавцы. Гриб стоит не загороженный, открытый со всех сторон, посланный, вытолкнутый к нам, на свет божий из-под темной подстилки какой-то неведомой животворной силой.
Другие наши леса не ухожены. Частый осинник, березнячок, заросли орешника, тут и рябинки, тут и лесная ива, тут и калина, тут и лесная ягода. Среди этой зеленой путаницы стоят редкие дремучие ели. Каждая ель раздвинула вокруг себя зеленую путаницу и держит под собой просторный, пустой полумрак. Под ее широко раскинутые ветви входишь из лиственной частели, как в некое помещение, потому что под этими ветвями ничего уж нет – ни кустика, ни прутика, разве что старый замшелый пень. В хороший год почти под каждой такой елью обязательно растет два-три белых гриба. Вся охота состоит в том, чтобы продираться, раздвигая руками частель, от ели до ели, где переведешь дух, осмотришься и – глядишь – белый гриб!
Вообще же мы не можем похвастаться обилием белых грибов. По-настоящему за ними нужно ехать верст за двенадцать от нашего села, за Черную гору, к Неражи, в лес, называемый «Дубравой». У нас же добычу меряют на штуки. Так и говорят: тетя Анна нашла двадцать белых, Игнат насобирал девяносто. Эта цифра очень большая для наших мест, и постольку добывают очень редко. Все больше от десятка до сорока. Правда, один василевский мужик в той же еловой посадке в начале лета, когда никто еще не думал, что пошли грибы, попал в удачный момент и набрал полную корзину молоденьких белых грибов, не больше куриного яйца, которые только что дружно высыпали. Будто бы их оказалось триста сорок. Но это уж вовсе редкая удача, если не сказать – исключительный случай.
Я все удивляюсь, когда гляжу на дерево ли, на цветок ли, теперь вот на гриб.
В самом деле, растут две яблони. Если мы будем изучать физические и химические свойства их древесины, корней, листьев, лепестков, цветочной пыльцы и так далее и так далее, то, может быть, и не найдем очевидной разницы. Может быть, нет очевидной разницы и в тех веществах, которые дерево тянет из земли и берет из воздуха. Ну, там азот, кислород, всевозможные углеводы. И тем не менее на одной яблоне вызревают кислые и горькие плоды, а на другой в десяти шагах, так что, вероятно, переплетаются корни, – сладкие и душистые.
Дело в пропорциях, ответят мне. Те же органические и минеральные вещества можно смешивать в разных дозах, вот и получатся разные результаты. Но я и спрашиваю, где та чудесная, та гениальная, та непостижимая лаборатория, которая дозирует, смешивает (и знает, что брать) и смешивает из века в век, в одной и той же пропорции. Запрограммировано в семечке, скажут досужие люди. Допустим, хотя и это удивительно, чудесно и не поддается воображению, чтобы все там содержалось на века вперед: и будущий химический состав плода, и отсюда его запах, вкус, окраска, форма, а также и способность к воспроизведению себе подобного.
Да ведь и семечка-то, в котором содержалась программа, давно уж нет. Осталось дерево, которое все можно обыскать при помощи могучих микроскопов и хитроумных анализов. Дойдем до клетки. И до ядра. И все-таки не дойдем до фантастической лаборатории, способной создавать из бесформенных и беспорядочно валяющихся вокруг веществ либо антоновское яблоко, либо белый гриб.
Каждый раз не могу не удивляться, когда поблизости от белого гриба вижу яркие мухоморы. Что и говорить, гриб красив. Ярко-красный, с белыми крапинками по красному полю, он украшает черный колорит елового леса, внося прекрасное и нужное глазу разнообразие.