Что ж, тогда и нам отходить надо, пока не рассвело… Будь здесь холмянцы, можно было бы на усадьбу нажать, а так делать нечего. Передай, чтобы отходили! – сказал он Сачку.
– Фольварк запалить? – спросил тот.
– Не надо. Все равно нашим будет, – запретил Щабель. – Пусть седают на коней.
– А баб куда же? – недовольно буркнул Сачек.
– Их тоже на коней посадим.
– Тут я подводу снарядил с барахлишком, одну посадить можно!..
Щабель помог Олесе сесть в седло.
– Не упадешь? – сказал он, подавая ей поводья.
– Нет, я у себя в деревне ездила.
– Ну, а ружье перекинь через плечо. Эх, и вояка же из тебя геройский! – пошутил он, но сейчас же помрачнел…
Птаха скакал рядом с Олесей. Ему все казалось, что девушка может упасть…
Через полчаса они соединились с уходящими из города.
Эдвард Могельницкий приехал на вокзал, чтобы лично отблагодарить полковника Пфлаумера за оказанную помощь.
– Чем могу быть вам полезен? Скажите, и все, что в моих силах, будет сейчас же сделано.
Полковник Пфлаумер отказался от услуг.
– Благодарю. У нас есть все необходимое. Но вслед за нами движется пехотный франкфуртский полк. Господин Шмультке говорит, что в нем служит ваш брат. Как мне известно, они нуждаются в продовольствии и теплой одежде. Начинаются холода. Вот если вы им поможете, это будет прекрасно.
– Конечно, конечно! – заверил его Эдвард. – Может быть, господин полковник разрешит мне наградить его доблестных солдат? Я хочу выдать им по сто марок…
– Это можно. Я передам о вашей любезности полковому совету. Кстати, мы здесь думаем задержаться до прихода франкфуртцев и просим не чинить нам препятствий в получении хлеба из пекарни.
Могельницкий приложил руку к козырьку.
– Я немедленно отдам приказ доставлять вам хлеб сюда, на вокзал. Теперь разрешите от имени наших дам и всей семьи пригласить вас и господ офицеров на вечер, устраиваемый в вашу честь в нашем родовом имении. За вами будут присланы экипажи.
– Спасибо! Я передам офицерам. Если все будет спокойно, мы приедем.
Могельницкий со своим штабом уехал.
– Надо торопиться, а то мы с ними не справимся тогда, – сказал Могельницкий Броне, когда они возвращались в город. – Пошлите двоих курьеров к Замойскому. Пусть он снимет свой отряд из-под Павлодзи и движется сюда. Пусть ему скажут от моего имени, что, как только мы справимся с немцами, я помогу ему разгромить павлодзинцев. А вы подготовьте на вокзале все, что нужно. Если наш план провалится, то придется эвакуировать город и открыть немцам дорогу… Не упускайте холмянцев из виду, когда они появятся. Действуйте энергично!
Потоцкий не уехал в этот день, как думал. Восстание в городе задержало его. Когда положение было восстановлено, в кабинете Эдварда был разработан предложенный Потоцким план разоружения немцев. Горячий Потоцкий защищал его с таким пылом, что Эдвард не мог возражать, не рискуя навлечь на себя обвинение в трусости.
– Вы говорите – риск, но где его нет? Я сам буду помогать вам и уверен, что мы немцев разоружим, – самоуверенно говорил Потоцкий.
Во время их беседы отец Иероним доложил, что приехала делегация от холмянцев. Эдвард приказал арестовать их.
– Я их повешу! Они разгромили наш фольварк в Холмянке, а здесь забрали купленных мною лошадей! – крикнул он.
Но тут неожиданно вмешался Потоцкий:
– Повесить всегда можно. А нельзя ли их использовать для наших замыслов?
Эдвард удивленно посмотрел на него.
– Вы думаете? Это же сброд!..
– Ничего, ничего! Пусть отец Иероним с ними побеседует. Скажите им, что если, они к вечеру пришлют пятьдесят человек к вокзалу и помогут нам разоружить немцев, то получат часть добычи, денег и графское прощение, обращаясь к отцу Иерониму, приказал Потоцкий.