Кабы не немцы, так это бы плевое дело… Принес их черт как раз! Говорят, сейчас им вперед ходу нет – там им панки пробки ставят… Ну, я пошел, – заторопился он.
Уже в сенях вспомнив что-то, вернулся.
– А не принесть ли вам пока винтовку из камеры? А то занесет сюда нелегкая какую-нибудь стерву, отбиться нечем!
Раевский кивнул головой.
Когда Воробейко вернулся, в доме уже были Раймонд и несколько рабочих. Среди них – высокий белокурый юноша, которого Раймонд познакомил с отцом.
– Это Пшеничек. Он тебе расскажет про Патлая и других товарищей. Я его случайно встретил у Стенового.
Раевский крепко пожал юноше руку.
– А это, – шепотом добавил Раймонд, указывая глазами на входящих рабочих, – пулеметчики. Ты, помнишь, говорил, чтобы я познакомил тебя? Вот этот высокий, Степовый, а другой, усатый, Гнат Верба, – это старые солдаты. Пулемет они, между прочим, принесли в мешках по частям. Мы его сейчас соберем на водокачке. Лента есть, только патронов нет… Остальные придут позже, как ты приказал.
В комнате становилось тесно. Высокий рабочий проверял принесенную Воробейко винтовку.
– Новенькая! Штык прикрепляется вот так: раз, два – и готово!
Раевский расспрашивал рабочих о настроении в поселке.
Ядвига ушла помогать Олесе. Раймонд тоже пошел на кухню, позвав с собой Пшеничека.
– Вот, Олеся, новый товарищ. Помните его?
Пшеничек, не зная, куда деть мокрую фуражку, крутил ее в руках. Ему уже рассказали об аресте отца. Тревога за старика не давала ему покоя.
– Присаживайтесь здесь вот, на лавке. Хоть и тесно, но уж извиняйте, – пригласила Олеся и ловко высыпала из горшка в большую миску вареный картофель.
Ядвига поливала маслом кислую капусту. Раймонд чувствовал, что необходимо сказать девушке об Андрии.
– Олеся, вы знаете, кто это гудит?
– Нет, а что?
– Говорят, это Птаха закрылся в котельной.
Черные брови девушки встрепенулись. Она не чувствовала, что горячий чугун жжет ей пальцы.
– Как, Андрий? Один?
– Да. Его окружили… До сих пор он отбивается от них.
Пшеничек следил за Олесей грустным взглядом.
– Как же так, Раймонд? Почему его оставили? Что ж он один сделает?
Раймонд не мог смотреть ей в глаза. Он вышел из кухни.
– Отец, ты помнишь, я тебе говорил об Андрии Птахе?
– Помню.
– Это он гудит на заводе. Его убьют. Разреши нам, отец, прошу тебя…
Раймонд чувствовал, что за его спиной стоит Олеся.
– Разреши нам… Сейчас еще товарищи придут из поселка. Все знают Андрюшу. Разреши нам выручить его!
– Да, жаль парня! Кончат они его, – негромко сказал стоящий у двери высокий рабочий, тот, кого Раймонд назвал пулеметчиком.
Брови Сигизмунда сошлись в одну сплошную линию.
– У нас нет патронов. И притом выступать по частям нельзя.
Никто не шевельнулся. Раймонд стоял перед отцом, как немая просьба.
Раевский посмотрел в широко открытые глаза девушки, и она поняла, что он не уступит.
– Господи! Неужели у вас нет сердца! – чуть слышно прошептала она.
Седая голова Раевского на несколько секунд устало склонилась на руку. Концы усов сурово свисли вниз. Олеся вспомнила, что этот человек не спал две ночи. А сколько таких бессонных ночей было до этого! С какой любовью и уважением говорит о нем отец!
Этот редко улыбающийся человек всегда встречал ее ласково. Ей стало стыдно своей первой мысли… Гудок внезапно оборвался. Несколько секунд никто не проронил ни слова. Олеся зарыдала и бросилась к себе в комнату.
Упав на кровать, она содрогалась от рыданий.
Ядвига молча гладила ее по голове. В дом входили все новые и новые люди. Машинное отделение водокачки, сарай, большая комната и кухня едва вмещали пришедших. Вернулись Ковалло, Чобот, с ними железнодорожники.
Всех мучил вопрос, почему замолчал гудок.
– Добрались-таки!..
И вдруг в дверях появился Птаха. Сзади него – Василек.