Именно из-за этого стола поднимается длинная-длинная и очень тоненькая, похожая на удилище дама, которая подходит ко мне.
— Сударь, вы эстонец?
— Да.
— Господи! Из Тарту?
— Нет, из Таллина.
— Господи!
Мы садимся. Дама знакомит меня со своим мужем, немцем, и с другими двумя людьми, тоже немцами. Дама очень темпераментна. Разговариваем мы по-эстонски. Начинает она приподнято и поэтично:
— Помните песню, сударь: «Мужество Эстонии…»?
— Помню.
— Ох! — вздыхает дама.
И только тут я успеваю спросить, откуда она родом. Оказывается, из Тарту. Её интересуй, существует ли ещё магазин, принадлежавший её отцу, и «кто его теперь держит». Я плохо знаю Тарту и не могу ответить. Но её отца, живущего в Австралии, это очень заботит, и он хотел бы съездить взглянуть на магазин.
— Вы, сударыня, давно не были в Эстонии? — спрашиваю я.
— Да, с тех пор, как Гитлер позвал нас в Германию.
Лишь эту фразу она произносит без сильного акцента. Видно, часто её повторяла.
— Ваши родители — немцы?
— Мама — немка.
— А ваш отец?
— Отец — русский.
— А вы сами?
— Боже мой, эстонка!
Муж дамы пытливо сверлил меня своими бледными и холодными глазами. Жена переводит ему наш разговор и потом сообщает мне его вопрос:
— Вы воевали против нас?
— Воевал.
Мы вежливы, мы беседуем о том о сём, но беседа не клеится. И чтобы как-то с этим покончить, дама просит подарить ей на память пустую коробку от «Казбека». Я приношу из каюты полную и вручаю её даме.
— Боже мой, это мне!
— Это вашему папе и вашему мужу, чтобы они не забыли вкус русского табака.
4 марта 1958
Погрузка подходит к концу. Аккуратные ряды мешков ячменя в трюме уже до самых люков. Австралийские портовые рабочие трудятся спокойно, не торопясь. Ни на причале, ни в трюме грузчики не делают ни одного лишнего движения, лебёдки очень послушны их опытным рукам. Работают в одну смену, и потому вечерами гавань словно вымершая. Темпы тут не те, что в наших портах, и корабли простаивают дольше.
Завтра в Аделаиду должны прибыть английская королева-мать и «Обь» с морской антарктической экспедицией. Прихода «Оби» ждут на «Кооперации» с волнением. Часть участников морской экспедиции поплывёт на нашем корабле домой. В честь прибытия королевы-матери улицы Аделаиды наряжаются. Всюду флаги и флажки, на витринах портреты её величества и всевозможные изображения корон. По пути из Порт-Аделаиды в Аделаиду нам встретился своеобразный по своей пёстрой красочности эскорт. Все лошади были белые и красивые, да и всадники им не уступали: сапоги и сюртуки — чёрные, узкие бриджи — белые. На сверкающих киверах султаны из перьев, в руках длинные пики. Все кавалеристы как на подбор — цветущие, солидные, исполненные достоинства. В конную свиту королевы-матери явно выбирали самых лучших, то есть самых богатых парней Аделаиды.
5 марта 1958
Утром нагруженную «Кооперацию» перевели к другому причалу. После обеда прибыла «Обь». Встреча была сердечной. По причалу расхаживали мои спутники по рейсу в Антарктику — Марков и Зенькович. Среди десятков людей, смотревших вниз с борта «Оби», я разглядел загорелого Голышева, остриженного наголо и потому казавшегося ещё более молодым и круглолицым. Затем появился долговязый Фурдецкий, все такой же элегантный и громогласный, как прежде. Хорошо быть среди друзей!
Встретился тут и с эстонцем, участником морской экспедиции. Это московский аспирант Ивар Мурдмаа. Я узнал его ещё издали — он очень похож на свою мать. Странное дело — на рейде Мирного наши корабли много дней простояли рядом, но каждый из нас и не подозревал о существовании другого, у обоих были свои дела, свои заботы.