Это довольно старый и красивый город, хотя смотреть там, собственно, нечего, кроме одного примечательного места: красивый мост над рекой и стоящий вдали на склоне старый величественный замок. Народу по Люксембургу бродит довольно много, но в основном это японские туристы. Бродяжничающих студентов, в отличие от других европейских городов, там почти нет. Я примерно полчаса потратил на поиски памятника революционерке, в честь которой названо это государство, — Розы Люксембург, но его почему-то не нашел, после чего потерял к этому городу всякий интерес и мы вернулись на поезде в Брюссель.
Следующий день мы общались с различными эмигрантами из России и несколько затосковали. Как и в любой стране мира, наши эмигранты делятся на две довольно четкие категории: первая — люди, которые скучают по России, с удовольствием общаются с приезжими оттуда и с интересом расспрашивают, что там сейчас происходит; вторая категория — напыщенные человечки, которые совершенно серьезно считают себя д’Артаньянами среди плебеев и находятся в полной уверенности, что любой приезжий из России должен падать ниц при виде их величия, целовать им колени и захлебываться от восторга при виде «роскоши», в которой они живут. Мы пообщались с одной такой дамочкой, которая чуть не лопнула от гордости, демонстрируя свою четырехкомнатную квартиру, и все время, видимо, ждала, что мы рухнем в обморок от такого варварского великолепия. А когда она великосветским тоном предложила нам выпить бренди, процедив сквозь зубы, что нам предоставляется уникальный случай первый и последний раз в жизни попробовать настоящего напитка, о котором мы с болью в сердце будем вспоминать в своей задрипанной России, хлестая свою водку, и плеснула при этом в стакан коньячного спирта «Наполеон» стоимостью в 6 долларов за галлон, мы решили, что хватит с нас общения с эмигрантами, и отправились в отель.
Собственно, делать нам в Брюсселе было абсолютно нечего (хотя по плану мы собирались пробыть еще три дня). Свои дела с фирмой я закончил (неожиданно заработав дополнительно приличную сумму денег), общаться с эмигрантами нам надоело, с развлечениями в Брюсселе — большие проблемы. Было скучно, и даже общество араба Васи меня уже не радовало. Мария примерно два часа выдержала со мной в номере, слушая стенания о тоске по русским березкам, пытаясь от меня добиться ответа на вопрос, чем конкретно русские березки отличаются от точно таких же канадских… Получив, в конце концов, ответ, что на канадских березках не вырезано ножом такое дорогое сердцу русского человека знаменитое слово из трех букв, Мария решительно стащила меня с кровати, и мы пошли вниз, чтобы у портье узнать, что идет в брюссельских театрах.
Услышав вопрос, портье высокомерно посмотрел на нас и процедил: «Развлечения, мадам и мсье, в Париже. А здесь вам не Париж». Мы посмотрели друг на друга, и в головах одновременно родилась знаменитая фраза из фильма «Хождение по мукам»: «А поезжай-ка ты, братец, в Париж!». Подумано — сделано. За полчаса Мария успела собрать наши вещи, а я со слезами на глазах сходил попрощаться с Васей, подарив ему на память фотографию сборной Израиля по футболу.
Проблема с заказом отеля в Париже была в несколько минут решена с помощью Интернета. Кстати, для этого даже не обязательно тащить с собой ноутбук с модемом. Практически во всех более-менее приличных отелях Европы в холле установлены специализированные интернетовские машины, представляющие собой кастрированный компьютер с зашитым в ПЗУ‑шку комплектом сильно урезанного интернетовского программного обеспечения, состоящего из программы Eudora для работы с e‑mail‑ом и древнейшей версии Netscape Navigator для шатаний по WWW‑страничкам.