Я подошел к двери. На веранде стоял Фока, один из старших сыновей Фона, удивительно похожий на отца.
— Здравствуй, Фока, добро пожаловать. Входи, — сказал я.
Фока шагнул в комнату и застенчиво улыбнулся мне. Под мышкой у него был какой-то сверток.
— Фон прислал вам, сэр, — сказал он, протягивая мне сверток.
Я с удивлением развернул его. Внутри лежала резная бамбуковая трость, небольшая, богато расшитая шапочка и желто-черная мантия с изумительной вышивкой на воротнике.
— Это одежда Фона, — объяснил Фока. — Он прислал ее вам. Фон просил меня сказать, что теперь вы второй Фон Бафута.
— Ва! — воскликнул я, тронутый до глубины души. — Я очень благодарен твоему отцу.
Фока радостно улыбался, видя мой восторг.
— А где сейчас твой отец? Он уже лег спать? — спросил я.
— Нет, сэр, он там, в доме для танцев.
Я натянул через голову мантию, подвернул рукава, надел расшитую шапочку, взял трость в одну руку, бутылку виски в другую и повернулся к Фоке.
— Как я выгляжу?
— Хорошо, сэр, замечательно, — ответил он, улыбаясь до ушей.
— Отлично. Тогда веди меня к отцу.
Мы прошли через широкий пустой двор и сквозь лабиринт лачуг к дому танцев, где глухо стучали барабаны и пели флейты. Я вошел в дверь и остановился на пороге. Пораженные музыканты оборвали мелодию. Все собравшиеся тихо ахнули от удивления. Фон сидел в дальнем конце помещения. Рука его, в которой он держал стопку, застыла в воздухе. Я знал, что делать дальше. Мне много раз приходилось видеть, как советники подходят к Фону, чтобы засвидетельствовать почтение или просить о милости. В полной тишине я прошел через все помещение, шурша полами мантии. Перед стулом Фона я остановился, низко присел и в знак приветствия трижды хлопнул в ладоши. Что тут было!..
Жены и советники визжали и кричали от восторга, Фон, улыбаясь во весь рот, вскочил на ноги, взял меня за локти, заставил выпрямиться и крепко обнял.
— Мой друг, мой друг, добро пожаловать, — гремел он, сотрясаясь от хохота.
— Видишь, — я развел руки в стороны, так что широкие рукава повисли, будто флаги, — видишь, теперь я человек из Бафута.
— Верно, верно, мой друг. Эта одежда моя собственная. Я отдал ее тебе, и ты теперь человек из Бафута, — ликовал Фон.
Мы сели. С лица Фона не сходила улыбка.
— Тебе нравится моя одежда? — спросил он.
— Да, очень нравится. Я тебе так благодарен, мой друг!
— Вот и отлично, теперь ты будешь Фоном, как и я.
Его глаза мечтательно остановились на бутылке виски, которую я прихватил с собой.
— Отлично, — повторил он, — сейчас мы выпьем и повеселимся.
Только в половине четвертого утра я устало сбросил свою мантию и забрался под накомарник.
— Ну что, повеселился? — сонно спросила Джеки.
— Ага. — Я зевнул. — Но скажу, утомительное это дело — быть вторым Фоном Бафута.
Грузовики пришли утром на полтора часа раньше назначенного срока. Это необычное обстоятельство — такого случая, наверно, не знает вся история Камеруна — позволило нам собираться не спеша. Погрузить зверинец — дело не простое. Оно требует немалого искусства. Прежде всего в кузов укладывают снаряжение. Потом вдоль заднего борта размещают клетки, чтобы их обитатели получали побольше воздуха. Клетки нельзя расставлять наобум. Между ними должно быть пространство, и они не должны стоять друг к другу лицом, не то по дороге обезьяна просунет руку в соседнюю клетку, и ее покусает циветта, а сова, оказавшись напротив клетки с лесными пташками, одним своим видом и взглядом доведет их до такой истерики, что они скорее всего не вынесут путешествия и подохнут. И наконец, клетки с животными, требующими особого надзора в пути, ставят сзади, чтобы к ним легче было добраться.
Около девяти часов погрузка окончилась.