– Почему вы очутились здесь?
– Я немного занимаюсь медициной и собирал здесь лекарственные травы. Уже три дня я занимался этим делом возле села Бала-Кянт. Сам кятхуда [23] может подтвердить это.
– Как вы очутились в банде, открывшей огонь по нашим солдатам?
– Случайно, причем я даже и не предполагал, что эти люди и ваши солдаты начнут сражаться друг с другом.
– Но как же все-таки вы очутились с ними?
– Очень просто. Я собирал на поле травы, увлеченный своим делом, я не видел никого и оторвался от своего занятия только тогда, когда вокруг раздались выстрелы, засвистели пули… Я испугался, побежал по дороге, по которой уже бежали люди… Но кто они, я, конечно, не знал и думал, что и они такие же мирные люди, как и я. Потом нас догнали ваши конные солдаты, и я сразу же остановился. Солдаты должны подтвердить это, я не только не стрелял в них, но у меня не было никакого оружия… на мне была сумка с травами.
– Но солдаты сказали, что вы изо всех сил улепетывали от них в горы.
– Вполне понятно, ага. Я был перепуган этой неожиданно возникшей стрельбой и даже сначала принял скачущих людей за разбойников.
– Недалеко от того места, где задержали вас, солдаты нашли парабеллум и пять полных обойм к нему.
– Возможно, что его бросил кто-либо из убежавших злодеев, – просто объяснил «искатель трав».
– Конечно, – согласился я, – а кстати, как ваше имя?
– Феридун Али-Заде, с вашего позволения, ага. Мои пациенты называют меня хакимом, но я просто лекарь, – почтительно кланяясь, сказал арестованный.
– А национальность?
– Не понимаю вас, ага, – удивился «лекарь». – Я иранец, хотя моя мать была еврейкой, от которой я унаследовал светлые волосы и голубые глаза.
– Мама, значит, виновата! – ухмыльнулся Крошкин.
– Что изволил сказать почтенный ага? – спросил «лекарь», видимо, не понявший русской речи.
– Он сказал, что не верит вашей болтовне и считает вас немцем, одним из тех прохвостов, которые ушли в подполье после отречения Шаха-Резы.
«Лекарь» пожал плечами и улыбнулся.
– Он ошибается. Я – иранец и никаких немцев не знаю и не хочу знать.
За дверями послышался шум, чей-то громкий, возбужденный голос. Внезапно в распахнувшуюся дверь шагнул летчик-американец, а за ним тщетно его удерживавший молодой лейтенант.
– Господин полковник! Извините за столь бесцеремонное вторжение, но, честное слово, мои грузы не могут ждать, – торопливо заговорил американец, – мне сказал комендант, что от вас последовал приказ… – вдруг он остановился, удивленно уставился на арестованного и заморгал глазами. «Лекарь» отвернулся и всей пятерней стал чесать лоб, закрываясь ладонью от американца.
– Билл, что за черт?.. Что за маскарад?.. – бесцеремонно заглядывая ему в лицо и заходя сбоку, сказал летчик. – Какого черта вы обрядились в шкуру иранского бродяги?
Лейтенант что-то хотел сказать, но Крошкин движением руки остановил его.
– Да что вы вертитесь, как волчок, Билл Хартли? – продолжал летчик. – Не узнаете старого Лирайта, с которым выпили не одну пинту виски?
– Я не понимаю, ага, что говорит этот господин, – складывая на груди ладони, смиренно сказал «лекарь», обращаясь ко мне.
– Ваш знакомый говорит, что он не понимает по-английски, что он впервые видит вас.
– Кой черт, впервые!.. Это что еще за шутки! – закричал летчик. – Значит, я соврал?
Он еще пристальней вгляделся в «собирателя трав» и решительно сказал:
– Он самый, Билл Хартли, капитан из разведотдела. Только какого черта этот парень переоделся в персидскую робу, я не понимаю!
– Американский офицер говорит, что вы не иранец, а капитан из разведывательного отделения экспедиционного корпуса.
Арестованный улыбнулся.
– Извините, ага. Он или лжец, или сумасшедший.