– Дешевый номер, хотя и не лишенный остроумия.
– А вы подумайте, для чего это сделано… а пока до вечера, – сказал генерал.
Я задумался. Из раздумья меня вывело появление майора Ромашова.
– Кто заболел, товарищ полковник? – встревоженно спросил он.
– Не беспокойтесь, я здоров, – засмеялся я, – и вовсе не думаю быть вашим пациентом. Вы нужны, доктор, для того, чтобы выяснить, с кем мы имеем дело, с больным или с симулянтом.
– О-о! Симулировать сумасшествие при современном развитии психиатрии почти невозможно. Вы разрешите мне по мере надобности вступать в беседу с интересующим вас человеком?
– Пожалуйста, – ответил я.
Стенные часы медленно и звонко пробили восемь. У ворот остановился автомобиль, и, как всегда точный, в комнату вошел генерал.
– Введите задержанного, – приказал я дежурному.
Спустя несколько минут солдаты ввели в комнату моего утреннего гостя.
Увидев меня, он низко поклонился и, отвесив учтиво поклон доктору и генералу, обратился ко мне:
– Пане полковник, нету мне покою… опять черти… одолели… так и лезут, и лезут… щиплют… смеются… прикажите им уйти.
Мы молча смотрели на него.
– …Вам легко… они вас послушают, а мне житья от них нет…
Человек медленно опустился на колени и стал бить поклоны, бормоча:
– Вы же можете… мне пани доктор сказала… это в вашей власти… Пани докторша пробовали сами, но они ее не слушают, они только вас боятся… – И он пополз, пытаясь поцеловать мои руки.
– Я вас избавлю от них, – подходя к нему и поднимая его с пола, сказал Ромашов. Он заглянул ему в лицо, приподнял веко глаза и тихо, но убедительно сказал: – Их здесь уже нет. Они не могут быть здесь, тут охрана.
Человек вздрогнул и с недоверием взглянул на Ромашова. Вдруг он тихо засмеялся и, покачав головой, убежденно сказал:
– Только пане полковник может прогнать их… они его слушаются, пани докторша мне это сказала, – потом он оглянулся и, озираясь по сторонам, шепотом произнес: – Всех убили, и Ядзю, и Стаха, и Борейшу, только Анелю оставили… а меня, – он жалко улыбнулся, и невыразимое страдание перекосило его лицо, – мучают. – Закрыв ладонями лицо, он прижался к стене и громко заплакал. Слезы текли по его небритому подбородку и грязным вздрагивающим пальцам.
Я посмотрел на Ромашова.
Доктор безнадежно махнул рукой и молча покачал головой.
– Успокойтесь, голубчик, здесь никто не посмеет обидеть вас, – ласково поглаживая голову плачущего, сказал он.
– Они мучают меня… их много… Они вот тут… вот в этом месте… – указывая на голову, сказал человек, переставая рыдать. – Одели меня в это платье, а я не хочу его, – сказал он и быстро побросал на пол свой потертый пиджак, под которым был жилет и бязевая рубашка, обыкновенная больничная рубашка с казенным клеймом на плече, – а Стаха убили… и Ядзю тоже, побросали голыми, – забормотал человек.
– Вне всяких сомнений, – поворачиваясь к генералу, сказал Ромашов.
– Не надо даже быть специалистом, – глядя с сочувственной жалостью на копавшегося в своей одежде человека, сказал генерал.
– Разрешите мне отвезти его в санчасть? Мы там с доктором Васильевой осмотрим и уже более точно доложим вам, – попросил Ромашов.
Ромашов и дежурный сержант вывели безучастно глядевшего на них человека.
– Ну, как, все понятно? – спросил генерал.
– Конечно! Это настоящий больной…
– …одержимый манией преследующих его чертей, – подсказал генерал.
– Ну да, то есть наиболее подходящий субъект для тех, кто хотел уничтожить нас с вами, заинтриговав этой, не лишенной оригинальности, историей с привидениями. Потерпев фиаско, они подослали к нам настоящего больного…
– Для чего? – улыбаясь спросил генерал.