Она распаляла воображение царя, рисуя картину торжественного вступления победоносных русских войск в поверженный Берлин (мысли о поражении ей и в голову не приходили!) Кто будет красоваться подбоченясь на белом коне?!
Царицу возмущало странное равнодушие супруга ко всему происходящему. Как бы отрешившись от земного, он все свои надежды возложил на волю Всевышнего. Александра Федоровна беспрерывно совещалась с близкими людьми. Как, ну как вдохнуть в него энергию, решимость, волю? Советов подавалось множество. Царя окружали совершенно негодные люди. Царица отправлялась к мужу и принималась убеждать его вспомнить о своих великих предках, взять их в образец. Ей-Богу, для этого сейчас наступило самое подходящее время!
В окружении императора медленно, однако неуклонно тасовалась колода тщательно подбираемых помощников-чиновников. Покачнулся было на своем посту, однако быстро восстановился Горемыкин… Удалось убрать с поста министра иностранных дел Сазонова и провести вместо него услужливого Штюрмера… Удалялись Маклаков, Сухомлинов, Щегловитов, Саблер… Успех немецкого наступления в Карпатах подвигнул Николая II на ещеодин решительный поступок. В конце лета он обратился с доверительным письмом к престарелому графу Воронцову-Дашкову, наместнику на Кавказе. Он просил его освободить должность для великого князя Николая Николаевича. Граф ответил желчно. На его взгляд, помазаннику Божьему сейчас самое время думать о спасении России, а не о каких-то должностях для своих родственников. Смысл письма прогоняемого наместника Кавказа был примерно таков: «Куда же ты смотришь? Чем занимаешься?»
В конце августа Горемыкин съездил в Ставку, поговорил там с царским дядей, с генералами, а вернувшись в Петроград, объявил о роспуске Государственной думы. Через несколько дней, 5 сентября, последовал царский рескрипт: великий князь Николай Николаевич назначался на Кавказ, обязанности Верховного главнокомандующего Николай II возлагал на самого себя. Он объяснял это своим священным долгом – в такую тяжелую минуту находиться во главе народа, нации и державы.
Император уехал в Ставку и с головой ушел в военные дела. Начальником своего штаба он избрал профессора Академии Генерального штаба Алексеева. Сам Николай II всю жизнь оставался в звании полковника. Начальнику штаба Ставки он присвоил высшее звание в русской армии – генерал от инфантерии.
В столице осталась императрица, сгоравшая от стремления помочь чем только можно своему нерешительному, вялому супругу. Исполнилось наконец ее желание, ее мечта – любимый Ники возглавил русские войска. Теперь – вперед, на Берлин! Ради победы она была готова пожертвовать своею жизнью.
Отсутствие царя в столице сделало Александру Федоровну невольной посредницей в сношениях правительственных учреждений с постоянно пребывавшим в Ставке императором. Царицу осаждали просьбами, заявлениями. Она выслушивала, принимала письма, однако ничего не обещала, не посоветовавшись с Аннушкой и Другом. Из всего окружения она беззаветно верила только этим двум людям, проверенным много раз и верным… Фельдъеге-ри сновали беспрерывно. Царица заваливала мужа письмами. У них с Ники существовало давнее правило: ни дня в разлуке без письма.
«Теперь все дело в армии, – наставляла Александра Федоровна мужа. – Ты – Самодержец, ты это доказал!» И – далее: «Бог с тобой, Друг за тебя!»
И редко кто в России сознавал, что, взвалив на свои плечи обязанности Верховного, царь тем самым превратил себя в крупную и соблазнительную мишень для самой разнузданной критики за малейшие фронтовые неудачи. Если прежде от этих злобных наскоков (особенно печати) его защищало пребывание на троне, то теперь, спустившись в кресло Главковерха, он становился уяз-вимым наравне с любым офицером, с любым генералом, потерпевшим поражение.