Людьми, и людьми думающими, образованными, владело какое-то радостное ожидание надвигающейся революции. Ее ждали как спасения. Так истомившаяся в засуху земля жаждет спасительного ливня. Поэтому неудивительно, что в октябре, незадолго до декабрьских боев на баррикадах, восторженно затрещали городские телефоны и обыватели, захлебываясь от радости, возбужденно спешили выложить самые свежие новости: объявлена всеобщая забастовка, остановились железные дороги, не действуют телеграф и почта, государь сбежал в Германию (будто бы Вильгельм II прислал за ним броненосец).
Непостижимое умопомрачение охватило русский народ: он ликовал, он радовался надвигающимся бедствиям, каких еще не знала русская земля.
Объяснение подобной тяги к самоистреблению было одно: русское общество искусно заражалось самым отвратительным ниги-лизмом и в новый век вступило под губительным лозунгом: «Чем хуже, тем лучше!»
Больна была Россия, больна тяжело, опасно…
Перед назначением в Китай Лавр Георгиевич еще успел увидеть начало столыпинского правления. Отбив первый приступ революции, власти перешли наконец от вялой обороны к деятельному наступлению. Враг, однако, вовсе не добитый в декабрьских боях на баррикадах, смело принял вызов. Загремели выстрелы и взрывы террористов. Россия превратилась в своеобразный заказник для охоты на министров и губернаторов. Пули и бомбы террористов поражали, как правило, только самых умных, самых энергичных деятелей государства, оставляя возле трона самых никчемных, самых никудышных. За один лишь год после разгрома революции террористы убили 768 человек, искалечили 820.
Столыпин, возглавивший после Витте русское правительство, чем-то напоминал Кутузова, принявшего командование армией России в борьбе с Наполеоном. Именно Столыпин отважился прекратить позорное отступление властей перед нахальным неприятелем. Приняв вызов, он перешел в решительное наступление. Само собой, враг не замедлил сосредоточить на нем всю свою злобу. Страшный взрыв на столыпинской даче грозным эхом раскатился по всей России. Взрывом убило 37 человек. Покалеченными оказались сын и дочь Столыпина. Сам Петр Аркадьевич, поднявшись из обломков, мужественным голосом произнес свое знаменитое: «Не запугаете!» Он знал, что его обязательно услышат те, кто подготовил этот чудовищный взрыв. Приняв их вызов, Столыпин ответил тем, что ровно через две недели провел закон о военно-полевых судах. Вместо позорного виляния, задабривания, заигрывания с убийцами он смело употребил власть государства. «Если враг не сдается, его уничтожают!»
Война пошла в открытую.
Простой народ России поддержал своего премьер-министра. В каждой губернии, в каждом мало-мальски значительном городишке возникали отделения «Союза русского народа», «Союза Михаила-архангела». С такой поддержкой Столыпин стал настоящим вождем огромнейшей страны.
Если бы на русском троне находился такой же человек!
К сожалению, император Николай II смотрел на главу своего правительства с откровенною опаской. Русский самодержец искренне считал, что судьбы народов вершатся на небесах, и веровал: «Все в руце Божией!» И такая инертность, такое безволие принесли России горе. Враг наглядно доказал, что дела земные целиком и полностью находятся «в руце человеческой».
Американский банкир Якоб Шифф, организатор и вдохновитель японской агрессии против России, отсчитал на убийство Столыпина полтора миллиона долларов. (Вскоре он «отстегнет»еще 12 миллионов уже на свержение самого правительства России.)
В период охоты террористов на Столыпина бойкие перья журналистов без всякого зазренья совести раздували миф о России как о вместилище всего нечистого и злого, всего, что изобретено сатаной.