Согбенный старик в богатой меховой шубе, подпираясь великолепной музейной тростью с инкрустацией, еле волочил ноги и на промчавшийся автомобиль лишь покосился. Лицо его было красным, распаренным. Лавр Георгиевич невольно оглянулся. Вроде бы обыкновенный странник на дороге… однако одет-то как! И драгоценная трость… Загадочным пешеходом оказался престарелый граф Замойский. Узнав о бедствиях царской семьи, он, не нанимая извозчика, отправился в Царское Село пешком.
Отречение от трона вызвало лавину предательств со стороны самых ближних, самых доверенных людей государя. Верными царской чете (отныне семья полковника Романова) остались единицы.
Впереди показались оснеженные кроны Александровского парка. Возле причудливо литой ограды, окружавшей дворец, толпились солдатские шинели, черные бушлаты, чуйки, бороды, картузы. Люди лезли на столбы и деревья, жадно глазели на притихший, приниженный дворец недавнего повелителя России.
– Надысь сама показывалась. Еле ходит, обезножела. Говорят, не ест, не пьет.
– Все по Гришке убивается!
А что? Муж – на фронт, она – к нему.
– Так Гришку-то за что прикончили? За это самое. Не невежничай! Нашел, дурак, к кому.
– Э, брат, сучка не схочет, кобель не вскочит!
– Не знаешь, не болтай! Его убили вовсе не за это. А за провод… Вот из этого самого дворца прямой провод был протянут до Берлина. Чуть что у нас… к примеру, наступление – Распутин сразу туда: так, мол, и так, встречайте. Нас и встречают. Из пушек, из пулеметов… Страсть!
– Да уж… положили нашего брата достаточно. Гнить надолго хватит. Бывало, полк поднимется… Ура!.. А вернемся – роты не останется.
– Ну, вот, а ты болтаешь. За царицу бы ему бока намяли хорошенько, да и ладно. А тут… Тут, брат, самое что ни на есть шпионство!
Своими зоркими глазами степняка Корнилов разглядел в глубине величественного дворцового подъезда серенькую фигурку с винтовкой. Поблескивало жало штыка… Адъютант быстро сбегал и переговорил с охраной. Тяжелые ворота растворились. Автомобиль въехал и сделал широкий разворот вокруг пустой клумбы с ровным покровом свежего снежка. За ним остались две четкие траурные колеи.
Скинув шинель и фуражку, Лавр Георгиевич остановился перед зеркалом. Все здесь было так же, как примерно год назад, когда он после германского плена был вдруг пожалован приглашением на высочайший прием. Зато какая разница в причине его сегодняшнего здесь появления! Тогда и теперь… Он оборвал свои переживания, одернул мундир и легким, быстрым шагом стал подниматься наверх. Ему показалось, что ковровая дорожка на ступенях если не замусорена, то не чищена давно. Незримое запустение уже коснулось этого уголка России.
Приезда Корнилова ждали. Наверху его встретил сухопарый граф Фредерике, дворцовый обер-гофмаршал. Глубоко светский человек, он помог Корнилову освоиться в новой роли тем, что доверительно пожаловался на великую напасть: все дети во дворце больны тяжелой корью. Императрица не находит себе места. С одной стороны – состояние детей, с другой – вот уже третий день нет никаких известий из Могилева, из Ставки.
– Его величество завтра будет в Царском, – сообщил Корни лов. Язык не поворачивался называть государя полковником Романовым!
Из внутренних покоев появился великий князь Павел Александрович. Проявив мужество, он не оставил царскую семью в беде.
– Вы позволите мне, генерал, предупредить ее величество? Несколько томительных минут ожидания скрасил граф Фредерике. Он стал рассказывать, что старшей из царевен, Ольге Николаевне, как будто полегчало, болезнь отступила. Однако очень тяжела Анастасия, младшая… Отозваться Корнилов не успел – вернулся Павел Александрович и сдержанным полупоклоном пригласил во внутренние покои.