Кто‑то играл в политические игры, и кто‑то заплатит за это.
– Сир, я наслышан об этом поиске. Вероятно, он проводится в рамках программы генетического оздоровления.
– Да‑да, Синтер. Эту программу ты затеял еще пять лет назад. Или ты думаешь, что я слишком молод для того, чтобы помнить об этом?
– Нет, ваше величество, что вы!
– Между прочим, в этом дворце я обладаю кое‑какой властью, Синтер! Не следует пренебрегать моими распоряжениями!
– Безусловно, ваше величество.
– Избавь меня от этого дурацкого титула. Зачем ты разыскиваешь детей младше меня, разрушаешь верные престолу семейства, нарушаешь добрососедские отношения?
– Это важно для понимания масштаба эволюции человека на Тренторе, ваше величество.
Клайус предупреждающе поднял руку.
– Мои учителя говорили мне, что эволюция – это долгий, медленно протекающий процесс генетических изменений, Синтер. Что же ты намереваешься узнать посредством нескольких десятков посягательств на частную жизнь и преднамеренных похищений детей?
– Прошу прощения даже за то, что смею выразить надежду, что могу послужить вам как один из ваших учителей, ваше величество, но…
– Терпеть не могу, когда меня поучают, – процедил сквозь зубы Клайус, но успел вовремя сдержаться.
– …но если вы высочайше позволите мне продолжать, сир… Люди живут на Тренторе уже двенадцать тысячелетий. Мы стали очевидцами развития популяций с определенными физическими и даже умственными особенностями. Взять хотя бы приземистых, смуглокожих жителей Дели, сир, или касту лакеев из Лаврентия. Это свидетельствует о том, сир, что за последнее столетие с отдельными индивидуумами произошли определенные видоизменения. Научные данные наряду со слухами о…
– О необычных психических способностях, Синтер?
Клайус растопырил пальцы, свистнул и поднял взгляд к потолку. Оттуда слетела стайка искусственных птиц и закружила над головами Императора и его Советника. Похоже, птицы намеревались броситься на Синтера и заклевать его. Император населил почти все дворцовые покои подобными реактивными пташками, дабы с их помощью выражать свое настроение. Синтер, естественно, особой любви к пернатым не питал.
– В некотором роде, ваше величество.
– Я слыхал об этом. Необычные способности к внушению. Наверное, с их помощью можно было бы переворачивать кости в азартных играх, как тебе нужно, или соблазнять женщин? Это бы пришлось мне по вкусу, Синтер. Мои наложницы подустали от знаков моего внимания. – Выражение лица Императора стало брезгливым. – Это я точно знаю.
«Их не в чем винить, – подумал Синтер. – Гиперсексуальный партнер, совершенно необаятельный и к тому же не слишком умный…»
– Дело любопытное и, вероятно, немаловажное, ваше величество.
– Каким бы важным оно ни было, своими действиями ты вызываешь волнения в других секторах, где и без того уже беспокойно, Синтер. Синтер, это дурацкая свобода. Вернее – дурацкая разновидность свободы. Я должен гарантировать своим подданным, что их не схватят и не привяжут к жутким маленьким коням‑качалкам моих министров и советников и даже к моим собственным. Ну, мои лошадки – удобные скакуны, но чтобы вот так… Как ты мог, Синтер!
На миг Синтеру показалось, что Император действительно решил проявить волю, продемонстрировать воистину имперскую непоколебимость и запретить всяческую деятельность такого рода. Синтер похолодел. Ведь именно потому, что он столь удачно подбирал юному Клайусу красоток и немедленно убирал их, как только они надоедали Императору, он был избавлен от львиной доли попреков со стороны Клайуса.
Но вот веки Императора опустились. Похоже, его раздражение отступило.