— Наконец-то! — радостно сказал майор, и Фризе не понял, что так обрадовало приятеля: дождь, которого ждали в Москве уже месяц, или его согласие взяться за поиски украденных «малых голландцев»?
Морской хронометр на стене у письменного стола показывал семнадцать часов. А начали они свой пивной марафон в двенадцать. Время летело незаметно. Никуда не надо было спешить, ни перед кем отчитываться, на что ты потратил время. Душе никто не ставил пределов.
«Завтра все изменится», — с грустью подумал Фризе.
Он перевел рассеянный взгляд с хронометра на портрет отца. Фризе-старший смотрел на него строго. Пшеничные усы чуть топорщились и выглядели воинственно. Отец как будто хотел сказать: «Ну, мы вам покажем!»
Из-за этих усов Фризе-старший однажды поссорился с первым секретарем горкома партии. Мрачный и болезненный чиновник терпеть не мог усатых. Когда отца, беспартийного ученого, собирались назначить директором научно-исследовательского института, секретарь даже не заикнулся о том, что директору неплохо бы вступить в партию. А вот про усы не смолчал. Посоветовал сбрить:
— Не солидно! Будете возглавлять такое крупное учреждение, а усы как у таракана.
Фризе-старший хотел сослаться на Coco Джугашвили, но вовремя передумал. Благо, имелись и другие примеры. Не такие громкие, но тоже убедительные.
— А Семен Михайлович Буденный? — возразил он секретарю после некоторой заминки.
Эта заминка не ускользнула от внимания начальства и была правильно истолкована — из доклада в доклад, с которым выступал первый секретарь, кочевали слова о том, что новый директор института хотя и талантливый ученый, но человек нескромный.
Отцовы воинственные усы на портрете помогли Владимиру справиться с охватившим его чувством недовольства собой. «А что?! — подумал он. — Мы им покажем! Еще как покажем!»
Переведя взгляд с портрета на своего разомлевшего от пива гостя, Фризе сказал:
— Передай своему протеже: он оплачивает расходы и дарит картину. По моему выбору. Все фиксируем в договоре.
— Молодец, Длинный. Ты этим главнюкам и за меня нос утрешь!
— Только чур, Женя! Ты должен выполнить несколько моих условий. Я сейчас их изложу.
— Только доходчиво, лады?
— Первое. О моем участии в деле никто, кроме тебя и клиента, не должен знать. Цветухин не проговорится Службе?
— Это я беру на себя.
— Второе. Ты должен помочь мне стать бомжом.
— Ну, это семечки, — засмеялся Рамодин. — Отпиши мне квартиру, имущество…
— Без шуточек! Мне надо быстро слиться с их нестройными рядами. План у меня такой: этот бомж в генеральской форме…
ОТЧЕГО ПОТЕЕТ МУРАВЕЙ?
Произведения искусства крадут профессионалы. По заказу. Или случайные люди. Неопытные скокари. Залез в квартиру за деньгами и дорогим барахлом, а там картины по стенам. Разве удержишься? Такие воры быстро попадаются. Потому что продать золотое колечко можно и случайному прохожему, а картину?
Фризе понимал, что похищение одной из самых известных в Москве частных коллекций голландской живописи, коллекции художников, получивших известность в мировой культуре как «малые голландцы», — готовилось очень тщательно. И совершили его высокие профессионалы. Безусловно по заказу. А заказчик — либо зарубежный коллекционер, либо свой, доморощенный, навостривший лыжи на выезд.
Отыскать такую коллекцию в одиночку можно, только если сильно повезет. Владимир на одно везение никогда не рассчитывал. Но сейчас других благоприятных предпосылок к раскрытию кражи он не видел. И взялся за дело, во-первых, потому, что у него самого имелась небольшая коллекция «малых голландцев», доставшаяся в наследство от деда и отца. Он знал круг коллекционеров, догадывался о том, к кому могут обратиться воры. Если рискнут сбыть картины в России. А во-вторых, потому, что ему было обидно за своего приятеля майора Рамодина, которого так нагло — и, главное, незаконно — отстранили от следствия.