Разворачивай, сынок, пошли!
– Не хочу, не пойду!
– И схлопотать не хочешь?
– За что?
Худощавый блатняга не стал объяснять, за что, а показал - как. Сухой ручонкой ткнул Алеше под вздох, а когда тот со стоном перегнулся, добавил коленом по зубам. Сразу Алеша поперхнулся кровью.
– Некогда рассусоливать, - извинился обидчик. - Хозяин велел тебя к шести доставить, а теперь половина восьмого. Ты уж нас, паренек, не заводи понапрасну.
– Откуда я знал, что вы так торопитесь, я же не знал, - вежливо сказал Алеша, сглотнув кровь.
Блатняги его окружили и повели по темной тропочке, добродушно пересмеиваясь.
– Хозяин не велел тебя увечить, да у Вовчика вечно руки чешутся. Но ты, парень, на него зла не держи. Он тебе будет надежный друг.
– Да ради Бога! Я сам виноват, вы люди занятые, служивые, а я кочевряжусь. Кто бы стерпел.
– Видно, ты с понятием…
На небольшом пустырьке тропка сузилась, сбоку темнел довольно глубокий овражек, ямина, куда строители сбрасывали мусор, бетон, куски арматуры и третий месяц не удосужились за собой прибрать. Теперь уж, видно, до лета будет чернеть разверстый зев земли. Чужаки о глубине этой ямы не подозревали, но когда Алеша подтолкнул Вовчика плечом, они оба в этом удостоверились. Сперва Вовчик оскользнулся, после закувыркался, исчез в непроглядной мгле, и истошный вопль его вдруг жутко оборвался на самом взлете.
– Об арматуру спинкой хрястнулся, - глубокомысленно заметил Алеша. - Кабы не подох.
Он на всякий случай отскочил вперед шага на три, с любопытством ждал, что предпримет второй блатняга.
– Ты же его, сука, толкнул?! - с глубочайшим изумлением спросил тот.
– Что вы, дяденька, как бы я посмел!
– Я же видел своими глазами.
– Темно, дяденька, всякое может померещиться. Тем более у вас служба деликатная.
– А ну подь сюда!
– Не-е, дяденька. Вы меня извините, мне домой пора. Уроки делать. Родители у меня сердитые - у-у! - ремнем хлещут.
– Да мы же тебя, сучару, из-под земли достанем! Ты что, не понимаешь, на кого хвост поднял?
– Вы лучше Вовчику помогите. Слышите, как он там внизу притих. Не было бы беды.
С тем повернулся и окольно пошел домой. Возле подъезда остановился, покурил. Никто его не преследовал. И со стороны пустыря - ни звука. Да это и понятно. Не имея подручных средств, попробуй подними со дна колодца человека, пришпиленного арматурой.
Отец и мать пили чай на кухне. На столе баранки, сыр, вазочка с шоколадными конфетами.
– Ужинать будешь? - окликнула мать.
– Попозже.
Алеша прошел к себе в комнату, сел на кровать, спустил руки на колени. С этажерки лазоревый хрустальный всадник целился в него копьем. «Думает, он меня купил, шестерок прислал, - Алеша бережно погладил вздувшуюся жилку на виске. - Нет, дяденька, ты еще ноги поломаешь, за мной бегамши. Ты мной, гадина, подавишься - и икнуть не успеешь!»
Он поднял ладони на уровень глаз - пальчики не дрожали. Пощупал пульс - сердце билось ровными, сильными, редкими толчками.
3
У алкоголика Великанова родилась дочурка Настенька. Он долго сомневался - от него ли? Пил он горькую лет с шестнадцати, а ныне ему тянуло на шестьдесят. За десятилетия упорного питья истратил он без толку здоровье, ум, память, а также мужицкую удаль. Пропил имущество, жилплощадь, посуду, кухонный шкаф и, как сказано в Писании, снял с себя последнюю рубаху - за рюмку водки. Обосновался в конце жизни в дворницком чуланчике на Зацепе, и вдобавок ко всему давно не было у него ни жены, ни вообще каких-нибудь близких людей, коли не считать за таковых однообразную череду собутыльников. Все это вкупе, разумеется, внушало ему некоторые сомнения в своем отцовстве.
Но, с другой стороны, не такая была женщина Мария Филатовна Семенова, чтобы понапрасну вводить его в заблуждение. Начать с того, что вся ее собственная жизнь была сплошным недоразумением, и Великанов ей всегда сочувствовал.