Вы не волнуйтесь.
Великанов чувствовал, как горячий глиняный ком в груди начал размякать. По телу покатились мягкие волны умиротворения.
– Я чего решил-то, доченька, - пробубнил он, - с этого дня ни грамма. Мама тоже осуждает, тем более что такая неосторожность. А я клятву даю - ни грамма! Попадись мне этот рокер паршивый, этот убийца, - да я бы его своими руками!
Настенька выслушала его со вниманием.
– Папочка, мальчик совсем не виноват. Я сама на дорогу выскочила. Надо же было поглядеть сначала налево, потом направо. Я все бегом, бегом, как маленькая! Да, мамочка?
У Марии Филатовны слезы хлынули свободным потоком, и Настенька испугалась.
– Мама, перестань! Ты же видишь, все в порядке. Конечно, я еще поболею немного. Ты мне сейчас книжку почитай, и я усну.
К изумлению Великанова, женщина, точно заранее предвидя дочерино желание, мгновенно осушила слезы, высморкалась, извлекла из сумки любимую Настенькину книжку - «Волшебник изумрудного города» - и начала читать точно с того места, на котором утром остановилась. Поразило Великанова и то обстоятельство, что читала Мария Филатовна почти в полумраке без очков. Да так складно шпарила, будто наизусть. С ужасом подумал Великанов: а не померещилось ли ему все это? Кадриками на экране перемещаются в его жизни картинки, то веселые, то жутковатые. Одно в ней неизменно: страх перед завтрашним днем.
Через минуту Настенька спала, оттопырив губку, с тоненьким сипом вдыхая худенькой грудкой. Мария Филатовна убрала книгу.
Медсестра их вытолкала из палаты. В коридоре они обменялись мнениями.
– Пить завязал твердо, - в сотый раз пообещал Великанов. - Хоть до Страшного Суда продержусь, это точно.
– И не надо пить, - согласилась Мария Филатовна. - Есть другие радости.
Он заметил, что Мария Филатовна за этот вечер еще уменьшилась в размере и еле доставала ему под мышку. И мордочка у нее сделалась совсем кукольная, с кукольными пуговичками глаз.
– Тебе надобно отоспаться, - заботливо заметил он. - А то ты вовсе истаешь. Давай ехай домой, я один подежурю.
На это она и отвечать не стала. Вернулись они в приемный покой и там разместились на казенном черном диване. Мария Филатовна склонила голову мужу на грудь и часа два пробыла в забытье. За это время Великанов даже рукой не дрогнул.
На рассвете заглянули в помещение Демченко с «Ватиканом», чтобы попрощаться. Они допили все, что у них с собой было. Демченко пожаловался Великанову:
– В кармане ни шиша, а надо ведь похмелиться.
– Да ты завязывай, я-то, видишь, завязал.
Тимур Васильевич сказал:
– Прости, Леня, но я в твоей беде не виноват. У меня нету силы насылать, а то бы я давно кое-кому уши обкорнал.
– Никакой беды и нет, - успокоил его Великанов. - Немного ушибся ребенок. С кем не бывает. Это нам с Маней предостережение. Я потому сразу и завязал. Зачем судьбу гневить, верно?
– Чего это почтарша вроде совсем с рожи сбледнула? Она живая у тебя? - спросил Демченко.
– Живая, живая, - сквозь дрему отозвалась Мария Филатовна. - Вы, мужики, ступайте с Богом. Леня вам больше пока не товарищ.
– Вам теперь товарищ тамбовский волк, - поддержал жену Великанов.
К утру он тоже немного покемарил. Во сне радостно ощущал, как тепло ему с левого боку. Там Манечка накапливала силы, чтобы дочку спасти. Утром врач им сказал:
– Вне опасности ваша девочка. Ступайте домой, а то еще с вами придется возиться.
Но они остались ждать, пока их снова допустят к Настеньке.
10
В зале суда Елизар Суренович чувствовал себя уверенно, по-домашнему. В его свите был известный адвокат Шапиро, двое актеров, синеокая красавица из варьете «Шарабан» и несколько телохранителей, которые расселись с таким расчетом, чтобы не повредил хозяину легкий сквознячок.