Федор Кузьмич поинтересовался:
– А ты, Веня, выходит, в гору пошел? У пахана штиблеты лижешь?
Шулерман охотно объяснил:
– Нет, бандюга, ошибаешься. Служба временная, на пользу правосудию. Я с вашей сволочью никогда не якшался. Вот тебя словил - и точка.
– Уже словил? - удивился Федор Кузьмич. - И много вас, таких ловцов, тут прячется?
– На тебя хватит, не сомневайся. Да ты не пыжься зря, я твои штучки помню. Ты у Гриши Губина на стволе, а он осечек пока не давал.
Их призрачный разговор никого из жильцов не обеспокоил. Им обоим это было ни к чему. Федор Кузьмич не особо расстроился. Шмолять они вряд ли начнут, а по такому простору да в потемках им его без пальбы нипочем не взять, будь их хоть десяток головорезов. Их надо увести подальше, порадеть Алеше. Только и делов.
– Я ведь тебя тогда пожалел, - сказал Федор Кузьмич. - Из уважения к твоей дурости. А ты, вишь, до чего докатился: девок наладился воровать для злодея. Не стыдно, мент?
Шулерман хмыкнул самодовольно:
– Девка - наживка, ты на нее и клюнул. Да и на что ты надеялся, пес? Прежде мир перевернется, чем Веня Шулерман спустит обиду.
Федор Кузьмич видел, как с каждым словом ушлый Шулерман мелким бесовским шажком наступает вперед, но еще было в запасе несколько метров для маневра.
– Хотя ты, Веня, всем известный герой, могу тебе все же предложить выгодную сделку.
– Какую? - Шулерман еще переступил на шажок.
– Погоди, не крадись. Сделка хорошая. Ты Алеше девку отдашь, а я тебе сдамся на милость. Останется только железкой щелкнуть. Тем более на меня законных зацепок нету. Только по доброй воле могу пойти к тебе в плен, на новые мытарства, полоумный ты гончак.
Шулерман сказал:
– Насчет закона - не переживай. Для таких, как ты, я сам и есть закон, причем без срока давности. Какой же ты дурак! Неужто мог подумать, что я с бандюгой на какую-нибудь сделку пойду? Вторично ты меня обидел, пес, теперь уж точно пощады не жди…
Последней угрозы Федор Кузьмич недослышал, все и так было ясно. Крутнулся в сторону и мощным рывком преодолел освещенный асфальт. А там пошел, петляя, к Садовому кольцу, к набережной. Пиджачишко мешал бежать, и он его скинул на ходу, швырнул под ноги преследователям. На старте он получил небольшой запас в расстоянии, но дальше пошло хуже. Поизносилось, видно, поисчахло за годы сытой лагерной жизни всегда безотказное, литое тело, и он с досадой это почувствовал. Не было прежней воли и полета в его стелющейся рыси. Легкие мгновенно набухли и протекли в гортань. Подошвы липли к земле. Коварная немота остудила левый бок. Пяти минут не пробежал, а уж задышали в затылок. Понял: глупо расходовать силу на бегучий измот. Еле дотянул до удобного для драки пятачка возле возникшей из рассвета трансформаторной будки, рухнул под ноги Шулерману, но тот уловил его движение и скоком через него перемахнул, хотя по инерции врезался в мусорный ящик с таким грохотом, что спящему человеку могло померещиться столкновение локомотивов. Зато мальчонку с пистолетиком Федор Кузьмич подцепил удачно: из лежачего положения носком по сопатке. Пистолетик чавкнул в воздух, пулька свистнула в небеса. Последнее, что увидел перед падением в бездонную пропасть Гриша Губин, - это летящее ему в лоб бревно - кулак Федора Кузьмича. Безжизненно распластался он на травке, скаля зубы в задумчивой ухмылке. Пистолетик Федор Кузьмич подобрал с асфальта и положил в карман. Еще двое боевиков подскочили иноходью, но благоразумно тормознули в отдалении, загородив Федору Кузьмичу проулок. У обоих в кулаке по финяге.
– Зачем ты, Веня, ящик опрокинул, - укорил Федор Кузьмич. - Кто будет за тобой мусор подбирать?
Шулерман потирал ладонью разбитую грудь, хмуро молчал. Он был рад, что встретился с достойным противником.