Генерал Эргашев восседал за худосочным однотумбовым столом — смуглый от непроходящего загара, в побуревшем от соли кителе, хорошо знакомом всей мубекской милиции.
И в этом вполне убогом заведении Эргашев все равно выглядел значительно. Лишенный привычного помпезного величия своего кабинета-зала, он наспех выстроил вдоль стен внушительную декорацию из дюжины полковников — своих заместителей и начальников всех служб областного управления.
В его присутствии они были только статистами, сопереживающим и сочувствующим хором на маленькой сцене, в центре которой сидел за хилым канцелярским столом Эргашев, а перед ним стояла официантка.
— Раньше-то вы, наверное, этого человека видели… — Эргашев мельком взглянул на вошедшего Халматова, но сделал вид, что не заметил. — Вы знаете его, и надо честно все рассказать… Он ведь бывал в вашем кафе? Нам все известно, и мы хотим проверить, насколько вы честны с нами. Можем ли вам доверять, так сказать…
— Первый раз он у нас! — Официантка успела переодеться, поверх халата на ней была маленькая стеганка без рукавов, в которую она поминутно куталась.
Глядя на стеганку, Халматов подумал, что теща надевает такую на свою собачонку, когда зимой выводит на улицу. Второй раз на протяжении получаса он вспомнил родителей жены, о которых не вспоминал месяцами. К чему бы?
— Мы — милиция, — Эргашев умел вложить какой-то очень грозный смысл в этот очевидный факт. — Не надо с нами ссориться…
— Слово даю, товарищ генерал, не видела никогда я его…
— …Чтоб потом всю жизнь не кусать себе локти, — закончил свою мысль Эргашев и мягко добавил: — Мы ведь и о вас думаем.
Бывший работник розыска, генерал раскачивал разговор из стороны в сторону, как торчащий в стене гвоздь.
«Сейчас повернет на семью официантки, — подумал Тура, — заговорит по-хорошему, ласково…»
— С кем живете? — озабоченно спросил Эргашев. — Муж есть?
— Мы развелись.
— А дети?
— Четверо. Младший в третий класс пойдет, — вот тут она наконец разревелась.
Система действовала безотказно.
— Вот видите! Сыну нельзя без матери! Так? — раздумывал-советовался с ней Эргашев. — Поэтому все надо рассказать!
— Да если бы я знала его!
— Гапуров! — Начальник управления всегда доигрывал спектакль до конца.
— Слушаю, товарищ генерал, — не сказал, а обозначил себя начальник райотдела.
В том, что Эргашев в его присутствии — начальника уголовного розыска — обратился непосредственно к Равшану, Тура почувствовал нехороший признак.
— Возьми двух оперативников, срочно поезжай к ней домой. Поговори с соседями. Они должны знать, кто у нее бывает, как часто… Да! Открой холодильник, проверь, что в морозилке. — Генерал заговорил едко-спокойно. — Заелись! Я видел кебаб, который они здесь готовят… Дехканин весь день в поле, кетменем намашется, а приходит сюда, чтобы поесть, — они ему котлету на шампуре. А мясо домой тащат!
— Будет сделано, товарищ генерал, — Равшан уже помогал официантке подняться, вел к дверям.
— В наших сотрудников стреляют, а им и дела нет! Разыщите директора!
— По-моему, она действительно его не знает, — сказал Эргашев спокойно, как только закрылась дверь. — Передали, чтобы погибшего дактилоскопировали и проверили по учетам?
— Все сделали, — Назраткулов оторвался от блокнота, в который что-то не переставая записывал.
Все молчали, но тишина в кабинетике была полна звуков — мрачное сопение Эргашева, шуршание бумаги в руках Назраткулова, скрип половиц под ногами переминающейся в напряжении свиты, через окно врывался звенящий лязг точила на кухне и дикторский голос из забытого всеми транзистора:
«…Финская фирма „Ренола“ поставит и смонтирует в Москве к началу Олимпийских игр 96 открытых кафе летнего типа…»
Туре пришло в голову, что все они сейчас похожи на детей, затеявших игру в «замри!».