— Мне трудно объяснить, но в то время как я понимаю умом, — она прикоснулась ко лбу, — невозможность того, о чем говорю, сердцем, — она прижала ладонь к груди, — я верю в это. — Она взяла себя в руки. — Давай не будем говорить об этом, хорошо? Лучше поговорим о чем-нибудь еще.
Безмолвно кивнув, Слейд закрыл часы и положил их на столик.
— Часы восхитительные. У твоей мамы был необыкновенный вкус. — Он немного помолчал. — И необыкновенная дочь.
Щеки Кортни зарделись.
— Спасибо.
— Я действительно так думаю. — Смутившись, Слейд поспешил найти более твердую основу для разговора: — Расскажи, почему ты так ненавидела плавание? У тебя не было возможности побыть одной?
Кортни покачала головой, слизнув языком слезинки:
— Нет, уединения у меня было сколько угодно. По правде говоря, я долгие часы проводила в одиночестве в своей каюте. Только папа навещал меня там. Он строго-настрого приказал другим мужчинам не приближаться к моей каюте.
— Я не виню его за это. Красивая женщина на корабле, полном мужчин? Будь я твоим отцом, то вообще запер бы тебя.
— Да я не подвергалась никакой опасности, — удивилась Кортни. — Мужчины относились ко мне с должным уважением. Ведь мой отец был их капитаном.
— А куда плавал ваш корабль?
— В колонии. Мы доставляли мебель и другие английские товары в Нью-Йорк и Бостон.
— Тебе не нравилось бывать в колониях?
— Да нет, они очень привлекали меня. А что?
— Я просто подумал, что, может, из-за этого тебе не нравилось плавать на «Изабель»?
— Нет.
— Тогда, может, ты питала отвращение к корабельной еде?
Кортни улыбнулась:
— Честно говоря, еда, которую подавали в школе мадам Ла Саль, могла скорее привести к смертельному исходу, чем та, что готовили на «Изабель». И в школе у меня было гораздо меньше уединения, свободы, намного больше отвратительных компаньонок, чем в море. Не это отпугивало меня.
— Тогда я озадачен. Что вызывало у тебя такую ненависть к морским путешествиям?
— Да то, что, едва корабль отплывал из порта, меня охватывал приступ морской болезни. И так продолжалось все путешествие. Вот почему я проводила так много времени в своей каюте. Слишком трудно прогуливаться по палубе, прижимая к себе ночной горшок.
Смех зарокотал в груди у Слейда.
— Мне следовало догадаться.
— Я, правда, надеялась, что со временем болезнь пройдет, — сердито произнесла Кортни. — Но после двадцати лет эта возможность кажется нереальной.
— Двадцать. Столько тебе исполнится в следующем месяце?
— Да. — Все легкомыслие момента исчезло, когда страшные воспоминания, как нож, пронзили сердце Слейда.
— Я был всего на год старше, когда умерли мои родители.
Запрокинув голову, Кортни старалась определить выражение его лица. Затем она осторожно провела пальцами по его подбородку.
— Я не могу представить, как, должно быть, все это было страшно. По крайней мере я хоть видела, как папа… — Она умолкла и судорожно вздохнула.
— Я сам нашел их, — ровным голосом произнес Слейд. — Той ночью я поздно возвратился в Пембурн. Я понял, что что-то случилось, когда обнаружил парадную дверь слегка приоткрытой. Они лежали на полу в библиотеке. Их зарезали мечом. Все вокруг было залито кровью. Сколько бы лет ни прошло, я никогда этого не забуду. Эта картина навсегда отпечаталась в моей памяти.
— Власти так и не нашли убийцу?
— Они постарались как можно быстрее прекратить поиски. По официальной версии, убийство произошло в результате ночной кражи, так как исчезла шкатулка с драгоценностями моей матери. Это было в официальном сообщении. А правда — это совершенно другая история. — Увидев недоуменное выражение лица Кортни, он спокойно пояснил: — Сыщики с Боу-стрит были просто в ужасе.