– И чем же я могу помочь вам, Доминик?
– Скажите, мадам Рише, не знаете ли вы, кому может быть выгодно разрушить это предприятие?
– Пока я не узнала, что кто-то вломился в номер Энн, я вообще не имела понятия, что бизнесу что-то угрожают. Нет, не представляю. Никаких предположений. Это совершенно бессмысленно.
– Не хочу пугать вас, Мари Изабель, – продолжил Доминик, – но вам не стоит оставлять двери открытыми и впускать всех подряд. Как ни трудно в это поверить, но, может быть, кто-то хочет причинить вам зло.
– Ох, я совершенно не волнуюсь, – улыбнулась хозяйка ателье. – У меня теперь есть охранник. – И она повернулась к двери.
– Привет, Доминик.
– Леон? Ты теперь здесь? – Рядом с конторкой стоял высокий, широкоплечий, коротко стриженный мужчина и улыбался. – Я думал, ты работаешь в баре «Постапокалипсис».
– Недавно уволился. Теперь я здесь вроде секретаря. А вам, ребята, не было назначено, – произнес он, хитро улыбаясь.
Надо сказать, что Леон в камуфляжной форме или в черной коже, должно быть, производил внушительное впечатление. Но в вышитой рубашке и длинных шортах из блестящей ткани походил на бездельника с пляжа.
– Откуда у тебя такой наряд?
– Мари Изабель сделала. Нравится?
– А почему ты не захотела сфотографироваться с Леоном? – ухмыльнулся Доминик, когда они залезали в машину.
– Я так удивилась, что не сообразила попросить. На самом деле, именно такие парни идеально подойдут для рекламы мужской линии одежды Ладюри.
Доминик скептически относился к идее утонченной и изысканной мужской одежды, потому с сомнением покачал головой.
– Думаешь, мир готов воспринять Леона в розовой рубашке с кружевами?
Энн живо представила себе это зрелище.
– Ну, может, пока еще нет, – согласилась она.
– Никак не могу разобраться, что за птица наш босс Ладюри. Похоже, он неплохой парень, не заносится, не строит из себя невесть кого, хотя многие называют его гением. Заботится о семье и служащих. Инспектор Верт говорил, что он очень много помогает городу. Дела ведет честно, никаких махинаций, – задумчиво произнес Доминик.
– И с женщинами на редкость порядочен: отдайся ему – и получишь награду. – Энн презрительно скривила губы. – Я бы так не смогла.
– «Так» – это как? Принадлежать кому-то?
– Нет, получать плату за свое общество. Человек, который хочет быть со мной, должен предложить взамен то, чего хочу я. Если я вообще захочу быть с кем-нибудь всегда.
– Но ты ведь собираешься остаться одна, так? А почему?
– Потому что мне еще не встретился человек, которому я могла бы доверять. Который бы понимал меня и уважал такой, какая я есть. – Она исподлобья взглянула на собеседника. – А ты, Доминик?
Он остановился на перекрестке перед светофором и после длительного молчания ответил:
– Надеюсь, ты знаешь, что можешь доверять мне. Я никогда не лгу... И думаю, что любимой женщине буду верен всю жизнь. И не буду пытаться ее изменить в угоду себе.
– А ты когда-нибудь любил?
Зажегся зеленый свет, и Доминик с силой нажал на газ.
– Наверное, никогда.
И никаких объяснений, никаких извинений. Только уверения, что он никогда не лжет и не станет заставлять свою возлюбленную становиться такой, какой ее видит. Энн вздрогнула – ей с трудом верилось, что такие люди бывают. Ей вообще с трудом верилось, что Доминик Бертье не мираж, не плод разыгравшегося воображения. И она с трудом противостояла массированным атакам сурового обаяния этого мужчины.
– А ты, Энн? Ты была влюблена?
– Нет. Никогда не позволяла себе такой слабости. Я вообще не большой любитель мужской компании.
Если не считать тебя.
Энн совершенно не нравилось то, что с ней происходит. Она привязалась к человеку, который мог разрушить ее спокойное, гармоничное и комфортное существование.
– Другими словами, ты никогда не рисковала, – тихо произнес Доминик, заранее зная ответ.