Я знал, как буду чувствовать себя здесь, среди высоких гор. Воздух разреженнее и намного холодней, безмолвие глубже, необычное ощущение раскаленного льда, пронизывающая сила солнца и мгновения, когда сердце замирает, если нога в поисках равновесия вдруг соскользнет с узкого выступа, а рука схватится за веревку.
Я глядел на горы, которые любил, и чувствовал себя предателем. Я изменил им ради низменных целей – комфорта, спокойствия, безопасности. Когда ко мне и другим прибудет помощь, я непременно наверстаю потерянное время. Не стану спешить назад, в Штаты. Отдохну здесь, в Европе, и снова поднимусь в горы. Куплю нужную одежду, снаряжение и двинусь в путь. Приняв это решение, я ощутил в душе легкость, безответственность. Все прочее больше для меня ничего не значило. Я вернулся к группе пассажиров, укрывшихся за самолетом, и оставшееся время шутил и смеялся.
Помощь прибыла на второй день. Нам стало ясно, что мы вне опасности, когда в небе показался самолет. В партии спасателей были опытные альпинисты и проводники, грубоватые, но дружелюбные парни. Они доставили нам одежду, вещевые мешки и продовольствие. Спасателей удивило (потом они откровенно признались), что мы в состоянии этим воспользоваться. Они не надеялись застать нас в живых.
Спасатели помогли нам спуститься с остановками в долину по нетрудным дорогам, и это заняло весь следующий день. Ночь мы провели, разбив палаточный лагерь на северной стороне огромного горного кряжа, который там, рядом с уже бесполезным самолетом, казался далеким и неприступным. На рассвете мы опять тронулись в путь – день был отличный, ясный, и долина за нашим лагерем виднелась как на ладони. К востоку горная гряда становилась отвесной и, насколько я мог судить, непроходимой, заканчиваясь заснеженной вершиной или, вероятно, двумя. Они пронзали ослепительно синее небо словно суставы сжатой ладони.
Я сказал руководителю спасателей, как только мы начали спуск:
– Мне приходилось раньше, в молодости, много подниматься в горы. Но это место я совсем не знаю. Бывают ли здесь туристы?
Он покачал головой и ответил, что условия здесь тяжелые. Он и его напарники прибыли сюда издалека. Народ в долине у восточного склона темный и дикий, и туристов это, понятно, отпугивает. Если я хочу подняться в горы, он покажет мне другие места, более подходящие для альпинизма. Да сейчас уже слишком поздно.
Я продолжал рассматривать далекий восточный склон, заброшенный и своеобразно красивый.
– Как они называются, – спросил я, – эти два пика на востоке?
– Монте-Верита, – ответил он.
Тогда я понял, что позвало меня назад, в Европу…
Я распрощался с моими новыми знакомыми-пассажирами в маленьком городке, примерно в двадцати милях от того места, где совершил вынужденную посадку самолет. Машины отвезли их к ближайшей железнодорожной станции, а значит, к цивилизации. Я остался один. Я снял комнату в небольшом отеле и распаковал там багаж. Купил туристские ботинки, бриджи, куртку и две рубашки. После этого покинул город и начал подниматься вверх.
Туристский сезон, как и сказал мне проводник, уже закончился. Впрочем, меня это не тревожило. Я снова был один в горах. Я забыл, как целительно может быть одиночество. Мои ноги обрели прежнюю силу, холодный свежий воздух пронизал легкие. В свои пятьдесят пять лет я был готов кричать от радости.
Позади остались суета и напряженность, огромные спешащие толпы, огни и мерзкие городские запахи. Глупец, зачем я терпел это все так долго!
В приподнятом настроении я подошел к долине у восточного склона Монте-Верита. Мне показалось, что местность мало изменилась с тех далеких довоенных лет, о которых рассказывал Виктор. Глухой, захолустный городок, скучные и угрюмые жители.