Ту жизнь, к которой он привык: контракты, поставки, договоры, ограничения на импорт — все, что определяется голыми, беспощадными фактами, — трудно сочетать с верой в потусторонние силы. Но сейчас ему показалось, что сердце сжала холодная рука.
Он заметался по комнатам, выкрикивая знакомые имена — Кассандры, Франчески, матери — никого, в ответ слышалось только эхо.
На Эльвиру он наткнулся в салоне. Она сидела в одном из кресел с высокой спинкой и, казалось, не видела ничего вокруг.
— Мама! — осторожно позвал он ее; коснулся руки, спокойно лежащей на резной ручке кресла. — Ты меня слышишь?
Она не отвечала, оставаясь настолько неподвижной, что на один жуткий момент показалась ему мертвой. Потом глаза заморгали, грудь несколько раз поднялась и опустилась, он услышал слабое, трепещущее дыхание.
Так тихо, что ему пришлось напрячь слух, чтобы понять ее, она произнесла:
— Боюсь, я становлюсь слишком дряхлой, превращаюсь в обузу.
— Тебе только пятьдесят девять, — ответил он. До старости далеко.
Она пощупала свою переносицу. Разведя пальцы веером, прошлась ими по лицу и по волосам.
— Но внутри моей головы мозг отчего-то не всегда работает. Иногда, кажется, он не знает тех вещей.., которые должен знать.
Его тревога росла. Никогда она не говорила с таким покаянием, неуверенностью.
— Ты больна, мама?
— Не я. Кассандра, она!.. — Она прикрыла губы дрожащей ладонью, но не смогла сдержать короткого мучительного стона. — Я думаю, она пострадала, Бенедикт. Она поскользнулась на ступеньках и упала. Думаю, это я подтолкнула ее.
Его сердце подскочило, готовое выпрыгнуть из груди. Когда он заговорил, собственный голос прозвучал словно издалека:
— Но зачем, почему?
— Не помню, — сказала она, поднимая на него страдальческие глаза.
С трудом сдерживаясь от срыва, он попытался говорить спокойно:
— Где она теперь, мама?
Эльвира пожала плечами. Что это означало?
Безразличие? Незнание?
С внезапным ожесточением он приподнял ее с кресла, встряхнул. Ему надо было знать правду.
— Отвечай мне, Эльвира! Где моя жена?
— Я искала и не смогла ее найти, — ответила та неопределенно. — Она не здесь.
Не здесь!..
Слова матери словно навели на фокус невидимую камеру его зрения, он понял, что показалось ему не правильным. Место, где обычно стоял «Lamborghini», пустовало, когда он заводил грузовик в гараж!
Капли холодного пота выступили у него на лбу. Если Кассандра, раненная и потрясенная, попыталась ехать на незнакомой мощной машине по полной ловушек извилистой трассе, то вполне вероятно, что сейчас она лежит на дне какого-нибудь ущелья, изувеченная до неузнаваемости.
В отчаянии он снова обратил взор на мать.
— Где Франческа? Могла она отвезти Кассандру в деревню к доктору?
Раньше, чем Эльвира успела ответить, дверь открылась, и в комнату ворвался веселый голос Франчески:
— Эй! Есть кто живой?
Увидев мать и брата, она сразу сникла.
— Что случилось?
Он мог представить, как происходящее смотрелось со стороны — его мать, вжавшаяся в кресло, и он, нависающий над ней, охваченный яростью. С трудом контролируя себя, он повернулся к сестре.
— Эльвира призналась, что столкнула Кассандру с лестницы, — сказал он. — Ты, случайно, не можешь объяснить, что происходит?
Ответа не потребовалось, когда он увидел оцепеневшее от шока лицо Франчески. Боль пронзила его сердце. Он потерял Кассандру так же легко, как обрел. Привез сюда, когда инстинкт подсказывал иное, удерживал на расстоянии, вместо того чтобы не отпускать ни на шаг. Возможно, его ошибки стоили ей жизни.
Развернувшись на каблуках, он метнулся к двери.
Словно сквозь туман прорезался голос Франчески:
— Бенедикт, погоди! Куда ты?
— Искать мою жену и молить Бога, чтобы оставил ее и малыша в живых!
— Малыша? — Франческа побледнела.