На сей раз Сперанца не уловила смысла, что сразу стало ясно по ее довольной улыбке и ответу, который скорее восхвалял Бенедикта, как производителя высококачественной спермы, нежели как человека чести.
— Si. Signer Benedict e molto virile!
— Да, этого у него не отнять, — уныло согласилась Касси. — Беда в том, что я не знаю, то ли он добр и заботлив, потому что сделал меня беременной, то ли он действительно неравнодушен ко мне, независимо от ребенка.
Она знала, что изливает свое сердце перед человеком, не имеющим ни малейшего представления о сути ее жалоб, но испытала огромное облегчение от самой возможности высказать то, что наболело. Трудно сказать, что из сказанного ею Сперанца понимала. Но она сочувственно кивала, ласково поглядывая на Касси, а потом взяла ее руку и осторожно исследовала ладонь.
Наконец, придвинув ближе молоко, согнула руку, словно демонстрируя невидимые мускулы, и объявила:
— Это figlio. Пейте, signora, per bambino. Чтобы мальчик был forte[10] , как папа.
Был ли тому причиной живой огонь, светящийся в темных глазах Сперанцы, или ее сухонькие руки, повторяющие движения культуриста, но Касси вдруг стало смешно, и она от души рассмеялась. Впервые за долгое время.
— Ox, Сперанца, ты не представляешь, как приятно снова смеяться!
Но веселье оказалось непродолжительным.
Резкий голос, словно острое лезвие ножа, прорезал воздух комнаты:
— Что такого смешного ты тут обнаружила, Кассандра, если даже позволяешь себе отрывать моих слуг от исполнения их обязанностей?
Испуганно заморгав, Касси обернулась. В дверях стояла Эльвира. Ее багровое от гнева лицо и шипящее дыхание мигом изгнали из комнаты само воспоминание о веселье.
Как долго она стояла в дверях, словно огромный черный коршун, подстерегающий добычу?
Слышала ли о ребенке? И какую цену предстояло заплатить Сперанце за дружеское общение с врагом? Очевидно, что свекровь решила продолжать беспощадную борьбу с неугодной невесткой.
— Прошу вас, не вините Сперанцу, — промямлила Касси, вскакивая с кресла-качалки так быстро, что в животе что-то булькнуло. — Я зашла без приглашения, чтобы выпить чашечку кофе, и вовсе не собиралась отвлекать ее.
Сперанца же была ничуть не обеспокоена негодованием хозяйки. Выстрелив в нее несколькими трескучими итальянскими фразами, отнюдь не выражавшими испуга или покорного смирения, она невозмутимо принялась шлепать тесто об стол. Похоже, подобные перепалки были тут в порядке вещей.
Не обращая более на Сперанцу внимания, Эльвира занялась Касси, которая трясущимися руками пыталась вылить недопитое молоко в раковину.
— Это еще что? Или при твоем деликатном сложении тебе не годится хорошее итальянское эспрессо, как всем прочим?
Так она не слышала о младенце? Эльвира что-то спросила Сперанцу по-итальянски. Старая служанка бросила ответную реплику, и среди других непонятных слов, bambino прозвучало как гром среди ясного неба.
Когда произнесенное постепенно дошло до Эльвиры, она как будто окаменела. В кухне воцарилась мертвая тишина. Только тикали большие старинные часы на стене.
Первой не выдержала Касси.
— Итак, теперь вы знаете, что мы с Бенедиктом пытались от вас скрыть, хотя почему — выше моего понимания, — сказала она и пошла к выходу.
Обычно она не имела склонности к диким фантазиям, но было в этой женщине нечто, что могло по-настоящему напугать. И в спокойном состязании Эльвира вела себя довольно странно.
А во время находивших на нее припадков злобы она становилась просто фурией.
— Потаскушка! — прошипела она, загораживая Касси выход из кухни.
Физически ощущая бешено бьющееся сердце, Касси протиснулась мимо нее, намереваясь уйти в свои комнаты. Эльвира никогда не появлялась наверху.