— И потом, разница часовых поясов — нашего и того, что в Калифорнии, — девять часов. Ты проделала долгий путь, должно быть, совсем измоталась. Мне надо было подать тебе легкий ужин в комнату и позволить отдыхать вволю.
Решив, что сейчас самое время объявить о своей беременности, Касси начала:
— Хм, дело не только в сложностях пути. Просто…
Но Бенедикт, поймав ее взгляд и, видимо, поняв ее намерение, отрицательно замотал головой.
— У нее и до перелета были тяжелые дни, вмешался он. — Кассандра руководит преуспевающей фирмой, ей надо было многое успеть перед тем, как покинуть город, чтобы в ее отсутствие дело не остановилось.
Если он собирался перевести разговор на другие рельсы, то полностью преуспел в своем намерении. На протяжении следующего часа Касси оказалась атакована роем вопросов Франчески и Джованны, которым не терпелось узнать о ее жизни в Калифорнии.
Сумерки практически перешли в ночь, когда в обеденном зале, отделанном в духе шестнадцатого века — с массивной мебелью и дорогими гобеленами на стенах, — сервировали обед. Рассчитанный человек на двадцать стол был весь заставлен дорогой золотой и серебряной посудой и хрусталем. Заняв предложенное ей место, Кассандра подумала, что тут не хватает дам в пышных платьях и трубадуров, услаждающих слух пирующих игрой на мандолинах.
Беседа велась оживленная, хотя Эльвира не пожелала принять в ней участия. Вместо того она откинулась на спинку кресла и словно отрешилась от окружающего. Один или два раза ее взгляд останавливался на Касси и замирал. Касалось, краткий миг ее доброжелательности канул в лету, впрочем, как и раздирающая ее до того злоба. Она словно недоумевала, что делает тут посторонняя.
В конце концов она резко поднялась и без единого слова объяснения направилась к двери.
Бенедикт изумленно посмотрел ей вслед:
— Ты куда, мама?
— В постель, — ответила она. — У меня невыносимо болит голова, я собираюсь прилечь.
— В последнее время она постоянно жалуется на головную боль, — пояснила Франческа, когда дверь закрылась. — Обычно перед этим бывают ужасные приступы ярости по самым пустячным поводам.
— Она показывалась врачу? — спросил он.
— Нет, хотя я не раз предлагала. Она винит во всем стресс, и мы все знаем, что стрессов нам хватает. Ситуация становится хуже день ото дня.
— Бианка мне уже говорила, — прервал он, предостерегающе посмотрев на сестру, — но Кассандре незачем обременять себя подробностями.
— Не вижу, почему. Я тоже теперь часть семьи, вмешалась Касси.
— Потому что у тебя и так забот хватает, сага.
Довольно нам головных болей моей матери.
— Но я могу помочь.
— Нет.
— Перестань обращаться со мной так, словно я сделала из стекла, Бенедикт, — сказала она, прикрывая смехом растущее раздражение. — Ты сам недавно уверял, что я преуспевающая деловая женщина. Так не отвергай моих советов.
— Ты моя жена, — резко заявил он. — И как твой муж, я решил, что ты не должна быть замешана.
От изумления рот ее открылся. Она даже не сразу нашлась, что возразить.
— Как, прости?
— Тут не Америка, Кассандра, — провозгласил он. — Здесь жена должна знать свое место…
— Знать место? — Она смотрела на него, не отрываясь, отказываясь поверить своим ушам.
— Точно, — спокойно подтвердил он. — И оно не обязательно рядом с мужем там, где затронут бизнес.
— Правда? Очень жаль, что перед нашей свадьбой ты не пояснил — видеть свою жену ты желаешь босоногой, вечно беременной и привязанной к раковине на кухне. Иначе, поверь, ты сразу убедился бы, что у нас разные представления о роли женщины в семье.
— Теперь слишком поздно переживать по этому поводу, ты не находишь?
— Поверь мне, Бенедикт, никогда не поздно!
Джованна прошептала:
— Пойдем, Франческа, попьем кофе в салоне.