Три дня подряд приносил ей цветы, фрукты, новости о внешнем мире, хотя Клодия решительно отказалась даже смотреть на него и в его присутствии закрывала глаза и надевала наушники, висевшие над кроватью.
Когда она достаточно поправилась и уяснила, что лежит не в общедоступной больнице, а скорее в частной и что Морган Стоун вызвался уплатить за нее, у нее появились новые основания негодовать на то, как он распоряжается ее жизнью. Ей совершенно была не по средствам роскошь индивидуального ухода, а конверт, который он ей вручил, уходя на третий день, оказался завершающим, высшим унижением. Когда она с безразличием распечатала его, то нашла внутри чек на несколько тысяч долларов и краткую записку с предложением пересмотреть отношения с Марком ввиду ее теперешней независимости… а также того, что Марк в обозримом будущем станет зависеть от отцовского благоволения. Чек был выписан заранее, и это лишь подчеркнуло его уверенность в ее корыстолюбии.
Клодии не удалось швырнуть эти отступные в его надменное лицо. Больше она его не увидела и, лишенная возможности сохранить достоинство, отомстила ему единственным доступным способом: взяв у него плату за воображаемые грехи единственным образом, ему понятным, – при помощи наличных.
Впоследствии она поняла причину внезапного отъезда Моргана Стоуна. Он узнал, что Марк гостит у его родителей, и вылетел в Веллингтон защищать свое капиталовложение! Марк был в таком восторге от поразительной и, по всему, небывалой перемены прежнего решения, что Клодия тихо отказалась от бесплодного желания мстить и далее ни в чем не повинному человеку и отпустила Марка с наилучшими пожеланиями на будущее.
– А вы что же, ожидали, будто я сделаю благородный жест и откажусь от виры [5] ? – презрительно спросила она. – Как видите, не отказалась. Все до последнего цента истратила.
– Это я узнал из моего банковского отчета, – невозмутимо сказал он, не отводя глаз от ее раскрасневшегося лица. – Надеюсь, вы разумно распорядились деньгами.
– Конечно. Истратила их на одежду, на драгоценности, на развлечения, – легковесно ответила она.
– Это правда, Клодия?
Почему ей показалось, что при всей внешней строгости он забавляется? Не мог же он, в самом деле, знать, что деньги ушли в уплату за курсы гостиничных работников да на жизнь, пока не удалось устроиться.
– Или вы не этого ожидали от такой пошлой пройдохи, как я?
– Только не пошлой, Клодия, ни в коем случае не пошлой, – пробормотал он. – Думаю, чего бы, по-вашему, я ни ждал, вы сделали бы как раз наоборот, просто мне в наказание за самоуверенность. Я так мало знал вас, что не имел права судить о вашем характере.
– И все-таки судили!
– Я уже сказал, что могу ошибаться, – пожал он плечами. – У меня сильная воля и горячий нрав. Такое сочетание может оказаться губительным. Это многого мне стоило, когда Марк подрос и бросил мне вызов. Хочется думать, что с годами я стал несколько мягкотелым.
– Мягкотелым? – Клодия едва не расхохоталась. Несколько сединок – одно, но ей недоставало воображения представить себе Моргана Стоуна добродушным даже в весьма почтенном возрасте.
– По-вашему, я преувеличиваю? – пробормотал он, кривя рот.
– Признаков этого я что-то не замечаю! Она критически осмотрела его с головы до ног, стараясь не замечать, как идет костюм его поджарой, крепко сбитой, мускулистой фигуре. Если уж на то пошло, он выглядит физически еще сильнее, чем два года назад.
– Это потому, что боитесь присмотреться. Вовсю стараетесь спрятаться от прошлого. Почему бы вам не выйти из укрытия, Клодия? Может быть, вы удивитесь тому, что найдете.
– Да что же это Марк не несет шампанское? – резко перебила она, совсем обескураженная его нежеланием ссориться.