После соловья у меня были всякие зверюшки, я обожала их, но от неистребимого желания не могла удержаться и, любя, убивала их. Когда мне было десять лет, у нас дома жил котенок Тама. В течение трех месяцев я дни напролет играла с ним. А потом задушила. Зная, как к этому отнесутся домашние, я втайне от них закопала котенка в саду.
Историю своей жизни Юмико излагала так отстраненно, будто пересказывала чужую историю.
— Человека я впервые убила, когда мне было двенадцать. Это был мальчик моего возраста. Он часто приходил к нам, мы нередко убегали в сад и там, в кустах, обнимались. Я знала, что взрослые на любовь тоже смотрят как на зло, и поэтому мы оба прятались от них. Я, наверное, любила этого мальчика. Мне хотелось его трогать, гладить, обнимать, хотелось всего его ощущать. В один прекрасный день я вдруг почувствовала очень острое желание — как когда-то кошку — задушить его. Но понимала, что физически мне с ним не справиться, и придумала другое. У нас во дворе пруд, в одном месте очень глубокий. Туда я и сбросила его. И наблюдала потом, как он барахтается, пытаясь выбраться из воды. А потом вернулась домой. Никому ни слова не сказала об этом. Обычно люди в таких случаях раскаиваются, ведь так? А я — нет. Наоборот, я испытывала буйную радость, наслаждение. Все думали, что мальчик утонул случайно, горевали. Меня, конечно, ни в чем не заподозрили. Это был первый случай. До брака с Огаварой я убила еще четырех молодых людей. С возрастом, естественно, я стала понимать, что закон и мораль не допускают этого, что общество презирает убийц и сурово наказывает их. В какой-то мере это меня останавливало. Но не всегда. Может быть, я психически больна? Хотя я так не думаю. Разве мыслить по-другому, поступать не так, как все, — болезнь? Да и кто знает, что есть добро, а что — зло?
Юмико помолчала. А потом грустно улыбнулась и добавила:
— Своими мыслями, воспоминаниями я ни с кем ни за что не поделилась бы. Только вам, господин Акэти, захотелось открыть душу. И то потому, что вы разоблачили меня… Если признаться, я хотела этого. Давно уже мечтала о встрече с вами, мне хотелось, чтобы вы помогли мне разобраться в себе. Возможно, подсознательно это желание руководило моими поступками.
Акэти и Сёдзи молчали. Да и что скажешь, услышав такие откровения? А Юмико хотелось выговориться. Впервые в жизни.
— В одной приключенческой книге, еще в детстве, я читала о воительницах типа амазонок. Они сражались в утыканных шипами доспехах. В схватке с противником обнимали его, шипы вонзались в тело врага и убивали его. Как я завидовала этим женщинам! Мечтала иметь такие же доспехи и в них обнимать любимых… Да, меня многие любили. Мои самые безумные желания выполнялись безоговорочно. Однажды я велела одному парню прыгнуть в воду с высокого утеса. Знала, что в том месте много подводных скал и живым ему не остаться. С другим человеком, которого тоже горячо любила, отправилась в горы и там столкнула его с кручи.
В этот момент в луче фонаря обозначилось что-то черное, оно стремительно неслось вниз и, когда достигло колен Юмико, раздался ее исступленный вопль:
— Сёдзи! Сёдзи!! Убей его!!! Скорей!!
Акэти быстро взял с колен Юмико высохшего богомола, вероятно выпавшего из паучьих сетей. Такэхико вспомнилась подобная ситуация во дворе особняка. И Акэти знал о ней — и по рассказам Сёдзи, и из дневника.
— Госпожа Огавара, вы что, так боитесь богомолов? — удивленно спросил он.
Юмико не могла говорить, ее била дрожь.
— Не боитесь пауков, сороконожек, змей, и только богомолы наводят на вас такой ужас? А почему — знаете?
Юмико молчала.
— Видимо, в детстве вы наблюдали это либо читали, в общем, поняли, что чем-то вы схожи с богомолом, а осознав, стали ненавидеть их; ненависть затем переросла в страх.