— День или два все газеты будут сплошь заполнены бирлстоунской тайной. Но что за тайна, если в Лондоне находится человек, который сумел заранее предсказать преступление? Остается только захватить этого человека, и все будет выяснено.
— Несомненно, мистер Мак. Но каким образом вы предполагаете захватить этого Порлока, как он себя называет?
Макдоналд осмотрел с обоих сторон письмо, полученное Холмсом.
— Штемпель поставлен в Кембервиле. Этот факт не может помочь нам. Имя, вы считаете, вымышленное. Тоже, конечно, не слишком благоприятное обстоятельство. Вы говорите, что посылали ему деньги?
— Два раза.
— Куда именно?
— В Кембервилское почтовое отделение чеками одного из банков.
— И вы ни разу не поинтересовались, кто приходил за ними?
— Нет.
Инспектор был явно озадачен.
— Почему же?
— Потому что я всегда исполняю свое слово. После первого же письма я обещал, что не буду разыскивать его.
— Вы думаете, что он только пешка и что за ним стоит какая-то более значительная личность?
— Я не думаю, я знаю это.
— Этот профессор, о котором я слышал от вас?
— Именно.
— Не скрою от вас, мистер Холмс, у нас в Скотленд-Ярде считают, что вы зря имеете зуб на этого профессора. Я собрал кое-какие сведения о нем: у него репутация почтенного ученого и талантливого человека.
— Я рад, что вы признаете его талантливость.
— После того как мне стало известно ваше отношение к нему, я счел необходимым повидать его. Со своим благородным лицом, с седыми волосами и какой-то особенно торжественной манерой держаться у него вид настоящего министра. Когда он при прощании положил мне руку на плечо, это выглядело так, словно отец благословляет сына, отпуская его в жестокий свет.
Холмс усмехнулся.
— Великолепен! — воскликнул он. — Положительно великолепен! Скажите мне, дорогой Макдоналд, эта приятная интимная беседа происходила в кабинете профессора?
— Да.
— Красивая комната, не правда ли?
— Очень красивая.
— Вы сидели у его письменного стола?
— Совершенно верно.
— Так что вы оказались против источника света, а его лицо было в тени?
— Это происходило вечером… Да, свет лампы был направлен в мою сторону.
— Этого следовало ожидать. Обратили вы внимание на картину за спиной профессора на стене?
— Да, конечно, я заметил картину: на ней изображена голова девушки, вполоборота.
— Это картина Жана Батиста Греза, знаменитого французского художника, жившего во второй половине восемнадцатого века.
Инспектор слушал совершенно безучастно.
— Не лучше ли нам… — начал он.
— Мы именно это и делаем, — прервал его Холмс. — Все, о чем я говорю, имеет прямое отношение к тому, что вы называете бирлстоунской тайной. Это можно даже назвать средоточием ее.
Макдоналд слегка улыбнулся.
— Вы мыслите чересчур быстро для меня, мистер Холмс. Вы отбрасываете одно или два звена в своих рассуждениях, а потому я не могу поспеть за вами. Что может быть общего между давно умершим художником и бирлстоунским делом?
— Одна известная картина Греза недавно на аукционе у Порта-лиса была оценена в миллион двести тысяч франков.
Лицо инспектора сразу выразило живейший интерес.
— Я хочу напомнить вам, — продолжал Холмс, — что размеры жалованья профессора Мориарти можно узнать крайне легко: он получает семьсот фунтов в год.
— В таком случае как же он мог приобрести…
— Вот именно: как он мог?
— Продолжайте, пожалуйста, мистер Холмс. Меня это чрезвычайно заинтересовало. Любопытнейшая история!
— А как же насчет Бирлстоуна? — спросил Холмс, улыбаясь.
— У нас еще есть время, — ответил инспектор, взглянув на часы. — У ваших дверей меня ждет кэб, в двадцать минут он доставит нас на вокзал Виктории.