У него была истинная страсть к искусству и к изящной словесности.
В то время он занят был любопытной автобиографией:Der weisse Konig(Белый король), которая впоследствии занимала почти все свободное время его жизни. Он диктовал ее своему старому учителю чистописания, Маркусу Зауервейну. Он в то время уже изобразил своего отца как старого белого короля, и самого себя, как молодого белого короля в целой серии рисунков на дереве, какими иллюстрировал главный рассказ о единственном романе в своей жизни, своем непродолжительном и счастливом супружестве с Марией Бургундской.
Максимилиан продолжал разговаривать с мейстером Годфридом о разных таинствах граверного искусства, передавая ему планы различных сцен, в которых предполагал себя изобразить.
Он думал изобразить, как учился по-чешски у мужика, торгующего яйцами, по-английски – у изгнанников во время междоусобной войныБелой и Алой Розы, находившихся при бургундском дворе; как изучал строительное искусство у архитекторов и каменщиков, живопись у хороших художников, астрологию – посредством небесной сферы, и наконец магию у старой колдуньи, вдохновляемой демоном с длинным хвостом закорючкой, сидевшим у нее на плече.
Сам белый король занимал, конечно, первое место во всей этой длинной речи, но разговор Максимилиана был так оригинален, так остроумен, что не нужно было королевского обаяния, – он сам по себе притягивал внимание наших баронов. Эббо понял, наконец, что не было ни одной отрасли искусства или науки, которую бы принц считал недостойной своего сана. Но были минуты, когда Эббо боялся, чтобы у него не отняли брата и не сделали бы его главным иллюстратором королевской автобиографии. Но Максимилиан был слишком артист в душе, чтобы не заметить чего еще не достает племяннику мейстера Годфрида для того, чтобы сделаться соперником Альберта Дюрера, творения которого были в то время уже знамениты. Король только одобрил молодого человека и советовал ему работать.
– А это что такое? – спросил король. – Что это за группа вон там?
– Ваше величество спрашивает оголубице в орлином гнезде? – сказал сэр Казимир. – Это работа моих молодых кузенов, – изображение принятой ими эмблемы.
– Сюжет также хорошо выбран, как и исполнен. Желательно было бы, чтобы наши городские голубицы почаще поселялись в наших орлиных гнездах. Некоторые из моих дворян перерезали бы мне горло, если бы услыхали эти слова, но здесь я в безопасности. Так, сэр Казимир? Ну, до свидания, орлята! Познакомимся поближе, когда вместе пойдем сражаться с неверными!
Близнецы поцеловали руку короля, и он вышел с сэром Казимиром.
Едва сделали они несколько шагов по улице, как Максимилиан, улыбаясь, обратился к своему спутнику:
– Действительно, белая и кроткая голубица, – сказал он, – и, мне кажется, она могла бы еще пожить в другом гнезде.
– Разве, ваше величество, полагаете, – спросил Вильдшлосс, – что я мог бы получить согласие?..
– Императора, хочешь ты сказать? Ба, ведь ты не хуже моего знаешь золотой ключ, который тебе может доставить это согласие!
– И мне очень бы хотелось дать моей дочери нежную мать…
– Желаю успеха, Адлерштейн! Но если я не ошибаюсь, я прочитал на челе одного этих молодых людей, – едва ли ты в нем найдешь пасынка, покорного своему отчиму!
ГЛАВА XVIII
Орлы-соперники
Эббо, убедившись, что Вильдшлосс уехал со двором, сделался снова весел. Веселье это увеличилось по мере того, как подвигались вперед сборы к отъезду в Адлерштейн. Теперь Христина могла устроить замок не только удобным для житья но и придать ему даже ту роскошь, которой в нем никогда не было.