— Вот бы порадовались ваши защитники, если бы слышали вас сейчас!
— Да они мне платят тем же, графиня.
— Вы несправедливы: факты говорят за себя.
— Вот как? Почему же д'Эгийон вызывает такую ненависть?
— Ненависть? Не знаю. Я видела его сегодня и впервые с ним говорила.
— Ну, это другое дело. Значит, существует предубеждение, а я готов уважать любые предубеждения, потому что у меня их не было никогда.
— Дайте что-нибудь Ришелье ради д'Эгийона, раз не желаете ничего давать д'Эгийону.
— Ришелье? Нет, нет и нет, никогда и ничего!
— Тогда дайте господину д'Эгийону, раз ничего не даете Ришелье.
— Что? Доверить ему портфель министра? Теперь это невозможно.
— Понимаю… Но ведь можно позднее… Поверьте, что он изворотлив, это человек действия. В лице Тере, д'Эгийона и Монеу у вас будет трехглавый Цербер; подумайте также о том, что кабинет министров, предложенный вами, просто смехотворен и долго не продержится.
— Ошибаетесь, графиня, месяца три он выстоит.
— Через три месяца я вам припомню ваше обещание.
— Хо-хо, графиня!
— Так и условимся. А теперь подумаем о сегодняшнем дне.
— Да у меня ничего нет.
— У вас есть рейтары. Д'Эгийон — офицер, в полном смысле слова — военный. Дайте ему рейтаров.
— Хорошо, пусть берет.
— Благодарю! — в радостном порыве воскликнула графиня. — Благодарю вас!
Д'Эгийон услышал, как она чмокнула Людовика в щеку.
— А теперь угостите меня ужином, графиня.
— Не могу, — отвечала она, — здесь ничего нет; вы меня совсем уморили своими разговорами о политике… Все мои слуги произносят речи, устраивают фейерверки, на кухне некому работать.
— В таком случае поедемте в Марли, я забираю вас с собой. — Это невозможно: у меня голова раскалывается.
— Что, мигрень?
— Ужасная!
— Тогда вам следует прилечь, графиня.
— Так я и сделаю, сир.
— Ну, прощайте!
— До свидания!
— Я похож на де Шуазеля: вы меня высылаете.
— Я вас провожаю до самой двери с почестями, с ласками, — игриво молвила графиня, легонько подталкивая короля к двери, и в конце концов выставила его за дверь, громко смеясь и оборачиваясь на каждой ступеньке.
Графиня держала в руке подсвечник, освещая лестницу сверху.
— Знаете что, графиня… — заговорил король, поднимаясь на одну ступеньку.
— Что, сир?
— Лишь бы бедный маршал из-за этого не умер.
— Из-за чего?
— Из-за того, что ему так и не достанется портфель.
— Какой вы злюка! — отвечала графиня, провожая короля последним взрывом хохота.
Его величество удалился в прекрасном расположении Духа, оттого что пошутил над герцогом, которого он в самом деле терпеть не мог.
Когда графиня Дю Барри вернулась в будуар, она увидала, что д'Эгийон стоит на коленях у двери, молитвенно сложив руки и устремив на нее страстный взгляд.
Она покраснела.
— Я провалилась, — проговорила она, — наш бедный маршал…
— Я все знаю, — отвечал он, — здесь все слышно… Благодарю вас, графиня, благодарю!
— Мне кажется, я была обязана сделать это для вас, — нежно улыбаясь, заметила она. — Встаньте, герцог, не то я решу, что вы не только умны, но и памятливы.
— Возможно, вы правы, графиня. Как вам сказал дядюшка, я ваш покорный слуга.
— А также и короля. Завтра вам следует предстать перед его величеством. Встаньте, прошу вас!
Она протянула ему руку, он благоговейно припал к ней губами.
Вероятно, графиню охватило сильное волнение, так как она не прибавила больше ни слова.
Д'Эгийон тоже молчал — он был смущен не меньше графини. Наконец Дю Барри подняла голову.
— Бедный маршал! — повторила она. — Надо дать ему знать о поражении.
Д'Эгийон воспринял ее слова, как желание его выпроводить, и поклонился.
— Графиня, — проговорил он, — я готов к нему съездить.
— Что вы, герцог! Всякую дурную новость следует сообщать как можно позже.