— Что сейчас делает герцог?
— Складывает вдвое листок, на котором только что писал, еще раз складывает, кладет его в небольшой красный бумажник: он достал его из левого кармана камзола.
— Слышите? — обратился Бальзамо к оцепеневшей графине. — Что дальше?
— спросил он Лоренцу.
— Отпускает курьера.
— Что он ему говорит?
— Я слышала только последние слова.
— А именно?
— «В час у решетки Трианона». Курьер кланяется и выходит.
— Ну да, — заметил Ришелье, — он назначает курьеру встречу после занятий, как он выражается в своем письме. Бальзамо жестом призвал к тишине.
— Что делает теперь герцог? — спросил он.
— Встает из-за стола, держит в руке полученное письмо. Подходит к кровати, опускает руку между кроватью и стеной, открывает тайник. Бросает туда письмо и затворяет железный сундучок.
— О! Это и впрямь чудеса! — в один голос воскликнули бледные от волнения герцог и графиня.
— Вы узнали все, что хотели, графиня? — спросил Бальзамо.
— Граф! — проговорила испуганная графиня Дю Барри, подходя ближе. — Вы оказали мне услугу, за которую я готова отдать десять лет жизни, да и этого было бы мало. Просите у меня всего, чего ни пожелаете.
— Вы знаете, графиня, что мы уже в расчете.
— Говорите, говорите, чего бы вы хотели!
— Время еще не пришло.
— Когда оно придет, то, пожелай вы хоть миллион… Бальзамо улыбнулся.
— Ах, графиня! — вскричал маршал, — уместнее был бы вам просить у графа миллион. Когда человек знает то, что знает граф, в особенности то, что он видит, это все равно, как если бы он открывал золото и алмазы глубоко в земле. Вот что такое читать мысли в человеческом сердце.
— Тогда, граф, я беспомощно развожу руками и безропотно преклоняюсь перед вами.
— Нет, графиня, придет день, когда вы сможете меня отблагодарить. Я предоставлю вам эту возможность.
— Граф! — обратился маршал к Бальзамо. — Я покорен, побежден, раздавлен. Я верую!
— Как поверил Фома неверующий, не так ли, господин герцог? Это называется не поверить, а увидеть.
— Называйте, как вам угодно, но я искренне раскаиваюсь, и если мне отныне будут что-нибудь говорить о колдунах, я найду, что ответить.
Бальзамо улыбнулся.
— А теперь, графиня, — обратился он к Дю Варри, — позвольте мне одну вещь.
— Пожалуйста.
— Мой разум устал. Позвольте мне освободить его магическим заклинанием.
— Разумеется!
— Лоренца! — заговорил Бальзамо по-арабски. — Спасибо! Я люблю тебя. Возвращайся к себе в комнату тем же самым путем, каким пришла сюда, и жди меня. Иди, моя любимая!
— Я очень устала, — ответил по-итальянски голос, еще более нежный, чем во время сеанса. — Приходи поскорее, Ашарат.
— Сейчас приду.
Те же легкие шаги стали удаляться.
Убедившись в том, что Лоренца ушла к себе, Бальзамо низко и в то же время не теряя достоинства поклонился. Растерянные гости пошли к фиакру, поглощенные потоком охвативших их беспорядочных мыслей. Они скорее напоминали пьяных, чем людей, находящихся в своем уме.
Глава 14. НЕМИЛОСТЬ
На следующий день большие версальские часы пробили одиннадцать. Людовик XV вышел из своих апартаментов, прошел через галерею и позвал громко и строго:
— Господин де ла Врийер!
Король был бледен и, очевидно, взволнован; чем больше он пытался скрыть свою озабоченность, тем более это было заметно по его смущенному взгляду и несвойственному для его лица напряженному выражению.
Среди придворных мгновенно наступила гробовая тишина. В толпе выделялись герцог де Ришелье и виконт Жан Дю Барри: оба они были спокойны и на вид равнодушны, словно ни о чем не догадывались.
Герцог де ла Врийер приблизился к королю и взял у него из рук указ.
— Герцог де Шуазель в Версале? — спросил король.
— Со вчерашнего дня, сир. Он возвратился из Парижа в два часа пополудни.